Вдвоем против целого мира

Полянская Алла

– Понятно. – Илья вздохнул. – Но я продолжу. Мой дед консультировал твою мать по поводу болезни Лизы. Он был известный психиатр, к нему многие обращались, он разработал методику лечения шизофрении… ладно, это не важно. Так вот, я запомнил один разговор. У нас в семье было правило: все, что говорится в доме, особенно о пациентах деда, там же и остается. Как-то раз у вас в доме отмечали день рождения твоей бабушки. И нас пригласили. Ты там тоже была, и Лиза, и твои родители, конечно. Придя домой, дедушка сказал следующее: да, Лиза больна, и болезнь ее неизлечима. Но хуже другое – Наташа тоже больна, ее болезнь как раз можно лечить, и с успехом, но ни она сама, ни ее семья этого делать не станут. Им такое

клеймо ни к чему. И все бы ничего, если бы эта женщина не издевалась над Соней. Она открыто калечит девочку, и все спокойно за этим наблюдают. Тогда бабушка сказала: поговори об этом с Иваном Николаевичем, он умный человек, должен понять. На что дед ответил: Иван Николаевич скорее даст снять с себя скальп, чем признает, что у него психически больная невестка. Я как-то намекнул ему, что Наташе, дескать, надо бы полечить нервы – он посмотрел на меня как на врага. Такой вот был разговор, Соня. Я это отлично запомнил, так что у твоей матери был психиатрический диагноз, подтвержденный самим профессором Мироновым. Неофициальный, но дедушка никогда не ошибался в таких делах.

– И что это значит? – Соня смотрела на Илью испуганными глазами. – Что я тоже могу… ну, сойти с ума?

– Сойти с ума может любой человек. – Илья успокаивающе похлопал Соню по руке. – Но шизофрения не всегда передается генетически, у твоей матери это было приобретенное заболевание, которое развилось на фоне болезни Лизы. Я могу найти записи деда по поводу вашей ситуации, почитаешь. Почему я тебе все это рассказал? Ты не должна укорять себя, что не ощущаешь скорби, как не должна считать себя ужасным человеком. Странно скорбеть по людям, которые всю твою жизнь изощренно издевались над тобой. Одни в силу болезни, другие – отворачивались, чтобы не признавать очевидное.

– Но почему?! – Влад в сердцах хлопнул ладонью по столу. – Почему, черт подери, они делали вид, что ничего не происходит? Почему нельзя было пролечить мать Сони у профессора Миронова анонимно? Он бы не отказал, я уверен!

Илья кивнул, соглашаясь:

– Не отказал бы. Наоборот, он был бы рад помочь. Но дело в том, что Иван Николаевич и его жена были учеными, выездными за границу, синтез, который они открыли, был важен для страны, они работали даже на даче. И они ни за что не могли поставить под удар свою карьеру, признав, что у них душевнобольная невестка.

– Но как это могло навредить им?

– Владик, времена такие были. Совок в головах, наука в загоне, и только некоторые ученые могли работать в полную силу. Кто стал бы рисковать делом всей жизни?

– Они не могли поставить под удар свою карьеру, а потому поставили под удар Соню. – Влад злился. – Офигеть можно.

– Владик, все в прошлом. – Маша обняла его и погладила по голове, как маленького. – Проблема в другом. Лизу убил не какой-то случайный бродяга, иначе ее останков бы здесь не было. Нет, ребята, Лизу убил кто-то, кого мы знаем, и он до сих пор среди нас. То есть здесь, в Научном городке. Он прятал ее тело все эти годы у себя на участке, а теперь решил перенести и утопить в озере. И лежали бы эти кости на дне, пока их илом не занесло, если б…

– Когда Лиза пропала, дно озера обследовали водолазы. – Влад словно перенесся на двадцать лет назад. – Я видел это – стоял на крыше и смотрел. Меня тогда мама в доме заперла и выходить запретила, но я хотел знать, что происходит, и влез на крышу. Тогда еще можно было увидеть озеро, сейчас деревья сильно разрослись… И я видел, как водолазы прочесали дно озера и реку. Даже если бы полиция не определила, когда эти останки были брошены в озеро, я точно знаю: когда Лиза пропала, в водоеме ее не было.

Они молча сидели, слушая, как на реке беснуются лягушки.

– Давайте поедим. – Соня налила себе сока. – Я такая голодная отчего-то…

– Понервничала, вот и голодная. – Михаил достал из холодильника миску. – Кому салатика? К мясу самое то.

Они практически одновременно кивнули.

На озеро старались не смотреть. Словно Лиза до сих пор там.

9

– Дэн, ты же не будешь ковыряться в этом деле столетней давности.

Виктор с тоской смотрел на толстую папку, которую им прислали из архива. Да еще сегодня написали ворох протоколов. Дело об исчезновении можно закрывать, девочка нашлась.

– Вить, ты иди, я сам тут. – Денис Реутов листает альбом, найденный у Сони на чердаке. – Это интересное дело, я хочу вникнуть.

– Закрыть его надо, и все. Пропавшая нашлась.

– Вить, дело о пропаже можно закрыть. А убийство? – Реутов улыбнулся уголками губ.

– Двадцать лет назад по горячим следам ничего не нашли, а сейчас и подавно!..

– Тогда искали девочку, погибшую в результате несчастного случая, как предполагалось. Тела не нашли и решили, что она либо утопла в трясине, либо ее унесло течением, версию с убийством даже не рассматривали. А теперь у нас есть тело… ну, пусть скелетированные останки, но причина смерти установлена. Это убийство, и если останки оказались там, где их нашли, убийца до сих пор ходит где-то рядом. И мы вполне можем выяснить, что же тогда произошло, ведь до сих пор полно свидетелей тех событий, и есть фотографии, сделанные в тот день, когда пропала Лиза Шумилова. И есть зацепка – кулон штучной работы, очень дорогой, украшенный драгоценными камнями, который был на убитой в день, когда она пропала, и не найден вместе с телом.

– Но и не всплыл до сих пор.

– Вить, ориентировки ломбардов имеют сроки давности. Может, и всплыл, надо выяснить. Вот прислали дело из архива, я его просмотрел. Были опрошены все свидетели, проведены всевозможные разыскные мероприятия, а потом вдруг все прекратилось. Я навел справки, следователь Прокофьев, который вел это дело, живет в Александровске, я завтра вечером встречусь с ним и поспрашиваю. Также мне нужно увидеться с Анжеликой Рыбкиной, у меня и к ней есть вопросы. Я собираюсь изучить все записи, альбомы потерпевшей, опросить заново всех свидетелей и многое другое.

– Да зачем тебе это, Дэн?

– Затем, что эта Соня имеет право знать, что случилось с ее сестрой.

– Я не заметил, чтоб она сильно горевала.

– Вить, прошло двадцать лет. И, судя по фотографиям и рисункам потерпевшей, Соня Шумилова была жертвой семейного насилия. Как со стороны Лизы, так и со стороны остальных родственников.

– Да с чего ты взял? – Виктор полез в холодильник и достал банку пива. – Все, рабочий день почти закончился, можно и пивка… С чего ты так решил? Семья профессора, ученые, там вообще все такие. Ты Ерофеева видел? Замминистра транспорта, в курсе? А этот, с хвостиком который… Оржеховский. Говорят, это второй Билл Гейтс. И сама Соня. Узнавал я, она писательница. Фэнтези всякое, лабуда – а поди ж ты, за границей издали даже! Откуда там насилие?

– Насилие бывает разное, тебе ли не знать. – Реутов придвинул к себе следующий альбом. – Вить, я сам разберусь, не нервничай так.

– Я и не нервничаю. – Виктор сердито помотал головой, как бык, отгоняющий оводов. – Просто мы совсем недавно разгребли дела, я думал, будет передышка…

– Вот она. Дело давнее. Смотри сюда, старик. – Реутов открыл один из альбомов, где он сделал закладку. – Это рисовала потерпевшая. Она, по словам свидетелей, если не решала жуткие уравнения и задачи по высшей математике, то рисовала. И рисовала в очень интересной манере. Видишь, это портреты всех, кого она видела вокруг себя. Если рассмотреть фотографии из семейного альбома Шумиловых, всех этих людей на портретах в альбоме потерпевшей можно опознать.