Вечная месть

Расселл Крейг

Фабель снова оглянулся, желая посмотреть на невысокого, богемного вида мужчину с сексуальной спутницей. Те беседовали, почти не глядя друг на друга, с бесстрастными лицами, будто просто старались заполнить словами тишину во время приема пищи. Мюллер-Фойт мало походил на террориста, но в свое время придерживался весьма радикальных взглядов. Он тесно общался с Даниэлем Кон-Бендитом [1] , Йошкой Фишером [2] и другими яркими представителями левых и «зеленых». Сейчас он проводил политику, которую сложно было охарактеризовать. Но несмотря на это, он исхитрился пройти в сенат Гамбурга и стал сенатором, курирующим вопросы

окружающей среды в правительстве мэра Ганса Шрайбера.

1

Даниэль Марк Кон-Бендит (р. 1945) — европейский политический деятель, лидер студенческих волнений во Франции в мае 1968 г., позднее — деятель французской и германской партий «зеленых». — Здесь и далее примеч. пер.

2

Йошка Фишер (1948) — немецкий политик из партии «зеленых»; в 1998–2005 гг. — министр иностранных дел Германии и вице-канцлер.

— В общем, — подытожил Фабель, — скорее всего мы никогда не узнаем, насколько он был в этом замешан. Если вообще замешан.

Вернувшийся Борис принял у них заказ, и весь оставшийся вечер они вели спокойную тихую беседу обычной пары, завершающей отдых. Пока они ели и болтали, солнце медленно опустилось в море, расцветив воду красным. Они ели не спеша, посетителей становилось все меньше, разговоры стихали. А когда подали кофе, Лекс вылез наконец из кухни и подошел к ним. Он был заметно ниже Фабеля, а его волосы были густыми и темными. Лицо, испещренное морщинами, говорило о том, что он всю жизнь прожил с улыбкой. Мать Фабеля была шотландкой, но все кельтские гены явно достались брату. Лекс был старше Фабеля, но всегда казался моложе душой. Именно более здравомыслящий Йен в детстве вечно вытаскивал из передряг старшего братца, когда они жили в Норддайхе. В то время незрелость Лекса выводила Фабеля из себя, а теперь он завидовал брату. На Лексе все еще была поварская куртка и брюки в клеточку, но хотя он, как всегда, улыбался, в его жестах замечалась усталость.

— Длинный вечер? — поинтересовался Фабель.

— Каждый вечер длинный, — ответил Лекс, придвигая стул. — А еще только начало сезона.

— Все было очень вкусно, Лекс, — сказала Сюзанна, — как всегда.

Лекс наклонился и поцеловал ее руку.

— Ты очень умная и внимательная леди, Сюзанна. И потому совершенно невозможно понять, почему ты выбрала не того брата.

Сюзанна широко улыбнулась и собралась что-то ответить, когда громкие голоса привлекли их внимание к столику в углу. Спутница Мюллер-Фойта вдруг резко встала, отшвырнув стул, и бросила салфетку на десертную тарелку. Прошипев что-то по-прежнему спокойно сидевшему Мюллер-Фойту, она развернулась и вышла из ресторана. Тот же просто уставился в тарелку, словно пытаясь найти там инструкцию, что ему делать дальше. Затем, помахав кредиткой, он подозвал Бориса, расплатился, не глядя на чек, и тоже вышел из ресторана, не удостоив взглядом остальных посетителей.

— Может, это как-то связано с его политикой насчет парникового эффекта, — усмехнулся Фабель.

— За последний месяц он тут был несколько раз, — сообщил Лекс. — Похоже, у него есть дом тут, на острове. Не знаю, что это за девица, но она не всегда была с ним. И не похоже, что она вернется.

Сюзанна поглядела на дверь, через которую удалились сперва женщина, а потом Мюллер-Фойт, затем покачала головой, словно пытаясь избавиться от какой-то мысли.

— Уверена, что где-то ее уже видела. — Сюзанна отпила глоток кофе. — Но хоть убейте, не могу вспомнить, где именно.

ГЛАВА 2

Ночь первого убийства: четверг, 18 августа 2005 года

22.15. Шанценфиртель, Гамбург

Тайна должна была оставаться тайной.

Он знал, как это работает: как брошенный мельком случайным прохожим рассеянный взгляд в салон машины может стать ценным источником информации для следователя через неделю или через месяц после события. Сопоставленная с десятком прочих мелких деталей, она приведет полицию прямиком к нему. Ему необходимо свести к минимуму свидетельства своего присутствия на месте преступления, как в самом помещении, так и поблизости от него.

И потому он неподвижно сидел в темноте, соблюдая тишину. Дожидаясь подходящего момента.

Шанценфиртель — район Гамбурга, известный активной богемной ночной жизнью, и даже сейчас, поздней ночью в четверг, здесь кипела активность. Но эта узкая боковая улочка была тихой, ее заставили машинами. Конечно, рискованно использовать свою машину, но это оправданный риск: темно-синий «фольксваген-поло» достаточно безлик и остается неприметным среди других автомобилей. Никто его не заметит. Но существовала опасность, что кто-то заметит его в салоне.

Чуть раньше он включил радио, и оно тихо бормотало. Он был слишком занят, чтобы слушать. Его разум слишком бурлил от предвкушения, чтобы вслушиваться в сообщения о предвыборных успехах разных претендентов на должность канцлера, хотя обычно он слушал, чтобы подстегнуть презрение, которое они у него вызывали. Затем, по мере того как подходило урочное время, во рту становилось все суше, а пульс учащался, он вовсе выключил радио.

Теперь он сидел в темноте и тишине, усилием воли подавляя эмоции, волнами накатывавшие на него. Необходимо сохранять спокойствие. Отстраниться от всего постороннего. Быть собранным. У японцев есть особое слово для определения этого состояния: дзаншин. Ему необходимо достичь дзаншин: оставаться целеустремленным, но спокойным, сохранять бесстрашие перед лицом опасности или вызова, что позволит телу и разуму действовать с предельной точностью и эффективностью. Но при этом он не стремился отринуть мысль о выполнении грандиозной миссии. Не только вся его жизнь была подготовкой к этому моменту: не одна жизнь была посвящена тому, чтобы привести его именно в это место именно в это время.

Он осторожно положил бархатную скатку на пассажирское сиденье. Прежде чем расстегнуть застежку и размотать скатку, посмотрел в оба конца улицы. Клинок сверкал в свете уличных фонарей, острый, блестящий и прекрасный. Он представил, как острый край режет плоть, отделяет от костей. Этим инструментом он заставит замолчать их лживые голоса. Он использует этот клинок, чтобы воцарилась безупречная тишина.

Внезапно он заметил какое-то движение.

Мгновенно набросил темно-синий бархат на прекрасный клинок. Положив руки на руль, он уставился вперед, на проезжающий мимо велосипед. Он проследил, как велосипедист на ходу перебрасывает ногу через раму, чтобы слезть, затем вытаскивает замок с цепью из корзинки и заводит велосипед в проход рядом с домом.

Он тихо рассмеялся, наблюдая за этим ритуалом безопасности. «Совершенно излишняя предосторожность, — подумал он. — Оставь велик так, чтоб его кто-нибудь угнал. Все равно в этой жизни он тебе уже не понадобится».

Велосипедист снова появился из прохода, достал из кармана ключи и вошел в квартиру.

В темноте автомобильного салона он натянул на руки пару хирургических латексных перчаток. Достал с заднего сиденья мешочек с туалетными принадлежностями и положил рядом с бархатным свертком.

Вот она, точка конвергенции.

Он ощутил, как на него снисходит великое спокойствие. Дзаншин. Сейчас справедливость будет восстановлена. Сейчас начнутся убийства.

ГЛАВА 3

Следующий день после первого убийства: пятница, 19 августа 2005 года

08.57. Шанценфиртель, Гамбург

Она некоторое время постояла, глядя на небо, прищурившись от солнца, весело заливавшего утренними лучами Шанценфиртель. Это был ее первый заказ на день. Она посмотрела на часы и слегка улыбнулась, довольная. Почти девять. На три минуты раньше оговоренного времени.