Вечная тайна лабиринта
Шрифт:
Все это происходило во времена, когда Крит стоял во главе мира, а Афины, которым было еще далеко до своего будущего высочайшего статуса, представляли собой нечто вроде захолустной общины, возглавляемой царем Эгеем. Существует несколько версий того, как это произошло, но один из сыновей Миноса был убит — не то случайно, не то умышленно — в Афинах, и в качестве компенсации морального ущерба более могущественный правитель потребовал, чтобы каждые девять лет семь девиц и семеро юношей из Афин доставлялись в лабиринт — померяться силами с Минотавром. Из двух комплектов узников, отправленных в Кносс, ни один так оттуда и не вернулся. Когда подошло время третьей компании жертв, с ними вместе на Крит отправился Тесей — сын Эгея. Как только Ариадна, дочь Ми-носа, увидела Тесея, между ними вспыхнула любовь с первого взгляда, и, чтобы вывести его обратно живым, Ариадна дала Тесею клубок, который следовало разматывать, продвигаясь в глубь лабиринта. (В британском английском клубок бечевки называется clew, с годами преобразовавшийся в clue— ключ, подсказка, помощь в разгадывании загадки.) Минотавр был убит, и узники смогли бежать в Афины, правда, по дороге Тесей бросил Ариадну на острове Наксос.
Вот такая легенда лежит в основе этой истории, но, распространяясь по миру, она обросла множеством вариаций. В одной версии пленниками Миноса были не семеро юношей и семь девушек, а пять девушек и девять юношей, двое из которых переодевались девушками. В некоторых версиях Ариадна вынуждала Тесея обещать на ней жениться. В других она давала ему еще и волшебный шар, который можно было бросить в Минотавра, чтобы лишить его силы. Или дарила ему особый меч — зарубить чудовище. Совсем неожиданное прочтение мифа Патриком Конти наделяет клубок Ариадны куда большим могуществом, чем мог бы иметь простой моток бечевки. Это не просто клубок — это сложный узел, предшественник гордиева узла, сулящего тому, кто его развяжет, власть над миром. Александр Великий решил задачку просто: разрубил узел мечом. Тесей же, согласно этой версии, действительно смог развязать узел, и узор, увиденный им в изгибах развязанной нити, оказался картой, по которой можно пройти к центру лабиринта. В некоторых версиях Тесей не бросил Ариадну, а потерял ее во время шторма. Согласно еще одной версии, он забыл поднять белые паруса из-за того, что коварная Ариадна наложила на него проклятие. А Андре Жид в XX веке предположил, что «забывчивость» Тесея была не чем иным, как хитрой уловкой амбициозного наследника престола, который, предугадав реакцию отца на известие о гибели сына, воспользовался удачным случаем, чтобы возглавить царство на пике своего триумфа. Что же до Ариадны, то многие версии сходятся в мнении, что брошенная царевна пристрастилась к спиртному: вышла замуж за Бахуса — бога виноделия. И все же, пять девушек или семь, рассеянность или месть, в основе своей история остается неизменной.
Впрочем, Тесей был не единственным, кому удалось выбраться из лабиринта. Дедал — архитектор, прораб и изобретатель таких основополагающих строительных инструментов, как ручная пила и отвес, — тоже смог выйти из западни вместе со своим сыном, Икаром. Дедал, конечно, построил лабиринт на славу — не хуже, чем полая имитация коровы, настолько реалистичная, что на нее купился возбужденный бык. Минос был так разгневан причастностью Дедала к замыслу царицы, что и его тоже заточил в лабиринт. (А может, причина такого решения крылась в другом? Существует древняя традиция, по которой заказчики-правители казнят или наносят увечья своим архитекторам, чтобы копии их удивительных построек не появились в других царствах. Считается, что много столетий спустя шах, заказавший в память об умершей жене прекрасный Тадж-Махал, велел ослепить его строителя, чтобы тот не смог создать подобную гробницу еще раз.) Но, не имея нити Ариадны, даже Дедал не смог найти дорогу к выходу из собственного строения. Тогда, прибегнув к своей безотказной изобретательности, он создал крылья для себя и для сына, и они улетели: перемахнули через стены (наверное, лабиринт в конечном итоге все-таки был без крыши) — и помчались по воздуху через море. По одной из версий, работающие в полях стали свидетелями их побега, но не подумали, что происходит нечто необыкновенное: ведь боги часто летали туда-сюда. Дедал предупреждал сына, чтобы тот не поднимался слишком высоко: жаркое солнце могло растопить воск, скрепляющий его крылья. Но летать было до того чудесно, что Икар совсем забыл о наказе: подлетел слишком близко к солнцу — и упал в море. И хоть никто не обратил внимания, поэт У.Х. Оден отмечает, что «зрелище-то было потрясающее — мальчик, падающий с неба».
Дедал камнем бросился вниз, вытащил из воды тело сына и похоронил его на острове, который позже назвали Икария. Затем он полетел дальше и в конце концов добрался до города Кумы неподалеку от Неаполя. Там он построил храм в честь Аполлона, бога солнца, убившего его сына. На стенах храма были изображены и сцены того, что случилось на Крите, но, как писал Вергилий, Дедалу не хватило духу изобразить гибель Икара. Позднее Минос прослышал о том, что Дедал поселился на Сицилии, и устроил ему ловушку. Он назначил богатую награду тому, кто проденет нить сквозь закрученную спиралью (или, может, правильнее сказать — лабиринтом?) раковину тритона. Дедал не мог устоять перед соблазном принять этот вызов, обрывком паутины привязал нить к муравью, просверлил в верхушке раковины отверстие, поместил туда капельку меда, отпустил муравья — и тот мигом добрался до цели. Таким образом, раковина оказалась нанизанной на нить, которая не может не напомнить нам о нити Ариадны.
Впрочем, Минос не стал убивать Дедала, который только позже узнал, что подвергался опасности. Конец этой истории — по крайней мере, во многих ее версиях — достоин особенно кровавой серии мультфильмов про Тома и Джерри. Дедал заручился помощью двух дочерей местного царя, чью верность он заслужил, изготавливая им прекрасные игрушки, вместе они дождались момента, когда Минос забрался отмокать в чудесную горячую ванну. И сварили его заживо, окатив кипятком через отверстие, которое Дедал проделал в крыше бани. Сам же Дедал мирно умер от старости на острове Сардиния, где, по любопытному совпадению, на стене гробницы неподалеку от Лузанаса был обнаружен один из древнейших в мире образцов высеченных в камне изображений лабиринта — датирующихся, вероятнее всего, 1500 годом до н. э. Это классический семикруговой критский узор — точь-в-точь как на монетах Кносса.
А вот чего нельзя встретить в ранних мифических отчетах, так это подробных описаний лабиринта. Даже более или менее толковых намеков — и тех практически нет. Нам известно лишь то, что там было темно и запутанно и что лабиринт находился внутри огромного здания. Могли ли его узники, задрав голову, увидеть небо? Был ли пол лабиринта устлан костями и ужасными останками прежних жертв? Продували ли жаркие африканские ветра зловонные ходы? Современные читатели, вероятнее всего, представляют себе такой тип лабиринта, по которому пытаются перемещаться лабораторные крысы и веселые посетители ярмарок — запутанные коридоры, в которых то и дело оказываешься в тупике или вынужден делать выбор. Но этот вид лабиринта-ребуса появится лишь тогда, когда на смену Средним векам придет Возрождение. На всех древних рисунках лабиринтов изображается лишь одна извилистая тропа, не предоставляющая своему пленнику ни выбора, ни второй попытки. Как уже говорилось выше, нарисованный лабиринт был упрощенным символом (как сердце на День святого Валентина) куда более сложной реальности.
И все же у нас есть несколько подсказок, большинство из которых появится много позже в римских изложениях этой истории. Плутарх (ок. 46-120 н. э.) отмечал, что, бежав с Крита, Тесей и освобожденные им подростки-заложники причалили к острову Делос и там отпраздновали победу пляской: «Мерные движения то в одну сторону, то в другую как бы воспроизводят запутанные ходы Лабиринта» [6] . У поэта Катулла (ок. 84–54 до н. э.), чья версия критского приключения повествует скорее об обесчещенной женщине, чем о герое-триумфаторе, брошенная Ариадна кричит Тесею, что ведь это она вырвала его «из вихря самого смерти» [7] . Латинское versantem turbine leti один менее ортодоксальный переводчик перевел на английский как «головокружительное кружение смерти» — и в его варианте отразилось то одурманивающее представление о головокружительности, которое закрепится за лабиринтом на долгие века.
6
Перевод С. Маркиша.
7
«Свадьба Пелея и Фетиды». Перевод С. Шервинского.
Впрочем, были и реальные, весьма основательные постройки, которые назывались лабиринтами и призваны были привлекать внимание отважных странников. Большинство современных путеводителей по Египту мало что могут рассказать о Гавайе, местечке рядом с Файюмским оазисом. Теперь там мало что осталось — одна только небольшая пирамидка да огромный пустырь вокруг. Но здешний лабиринт, который построил фараон, известный в наши дни как Аменемхет III, был центром древнего туризма, и среди его посетителей (или, по крайней мере, людей, которые впоследствии его описали) были такие авторы, как Геродот, Страбон, Диодор Сицилийский и Плиний Старший. Геродот (ок. 484–424 до н. э.) стал автором одного из первых письменных свидетельств того, чем на самом деле являлся лабиринт.
«Египетские пирамиды, — писал Геродот с непривычной для него восторженностью, — это нечто, не поддающееся описанию.
Однако лабиринт превосходит… и эти пирамиды. В нем двенадцать дворов с вратами, расположенными одни против других, причем шесть обращены на север, а шесть на юг, прилегая друг к другу. Снаружи вокруг них проходит одна-единственная стена. Внутри этой стены расположены покои двух родов: одни подземные, другие над землею, числом 3000, именно по 1500 тех и других. По надземным покоям мне самому пришлось проходить и осматривать их, и я говорю о них как очевидец. О подземных же покоях знаю лишь по рассказам: смотрители-египтяне ни за что не желали показать их, говоря, что там находятся гробницы царей, воздвигших этот лабиринт, а также гробницы священных крокодилов… Верхние же покои, которые мне пришлось видеть, превосходят все творения рук человеческих. Переходы через покои и извилистые проходы через дворы, будучи весьма запутанными, вызывают чувство бесконечного изумления: из дворов переходишь в покои, из покоев в галереи с колоннадами, затем снова в покои и оттуда опять во дворы. Всюду каменные крыши, так же как и стены, а эти стены покрыты множеством рельефных изображений. Каждый двор окружен колоннами из тщательно прилаженных кусков белого камня. А на углу в конце лабиринта воздвигнута пирамида… В пирамиду ведет подземный ход» [8] .
8
Геродот. История. Перевод Г.А. Стратановского.
Для Геродота, человека безграничной любознательности, лабиринт представлял собой идеальное смешение тайны, загадки и опасности.
Римлянин Плиний Старший (23–79 н. э.) посетил это место около пятисот лет спустя, и лабиринт — еще более разрушенный — предстал перед ним постройкой куда более зловещей. Он написал о египетском и других лабиринтах, о которых знал лишь понаслышке (о лабиринте на греческом острове Лемнос, об этрусском лабиринте-гробнице неподалеку от Кьюзи, в Италии), в своей «Естественной истории». Лабиринты перестали быть удивительными находками. По мнению Плиния, они представляли собой «едва ли не самое немыслимое достижение человека, не стоящее потраченных на него усилий». Плинию лабиринт представлялся чудовищным изобретением, но при этом он осознавал разницу между изображением лабиринта и египетской реальностью. Лабиринт, который ему довелось посетить, Плиний сравнил с прекрасной напольной мозаикой, встречающейся в римских виллах, а также с «церемониальной» игрой в лабиринт, в которой состязались римские юноши, гарцуя на конях по специально размеченным полям, и нашел, что египетский лабиринт — это группа безрадостных, темных, сбивающих с толку построек. Дедал, писал Плиний, скопировал этот лабиринт с потерянного критского, но построил лишь «сотую долю» его коридоров, которые «кружат, ведут вперед и возвращают назад так путано, что это совершенно ошеломляет». И еще, писал он, этот лабиринт отличался от других тем, что он реален — а не выдуман каким-нибудь стародавним рассказчиком.