Вечная жизнь
Шрифт:
Мои волосы теперь были белыми, как лен, вся чернота бесследно исчезла. Челка отросла так, что ее можно было заправить за уши, а острые, торчавшие во все стороны прядки, разгладились, поскольку я больше не укладывала их гелем, не взбивала и не ставила. Мои глаза были темными, как северное зимнее небо. Зато щеки округлились и засияли румянцем. Никакой черной подводки на глазах, никакой темно-красной помады.
Я выглядела как девчонка. Нормальная, здоровая девчонка.
— Я не такая, — прошептала я. — И никогда не была такой.
— Была, конечно же была! — тихо ответила Ривер. Она стояла на коленях рядом со мной, так что
Я сглотнула, и мне показалось, будто я пытаюсь проглотить один из камней, которые недавно выронила на пол.
Ну да. Конечно. Была. Только очень-очень-очень давно.
— Сунна, ты выходишь замуж за Асмундура Олафсона, — ни с того ни с сего сказала моя приемная мать, продолжая месить тесто в большой деревянной кадке.
Я так удивилась, что расплескала воду из ковша прямо на выскобленный деревянный стол.
— Что?
— Твой pabbi [13] сговорился с Олафом Паллсоном, — продолжала она. — Ты выходишь замуж в эту laugardagur [14] .
Я молча смотрела на нее, но она не поднимала на меня глаз.
Тогда я вытерла тряпкой лужу и продолжила разливать воду по кружкам. Олаф Паллсон держал овец и жил за две фермы от нас. Кажется, я видела Асмундура Олафсона пару раз, на ярмарке. Он был высокий и светловолосый, но я совершенно не помнила его лица.
13
Pabbi (исл.) — папа.
14
Laugardagur (исл.) — суббота.
Поскольку я продолжала молчать, моя приемная мать оставила тесто и посмотрела на меня.
— Сунна, тебе шестнадцать. Большинство девушек твоего возраста уже замужем, многие стали матерями. Асмундур хороший парень, и он старший сын, а значит, унаследует отцовскую ферму.
— Я не хочу замуж, — зачем-то сказала я, хотя прекрасно понимала, что у меня нет выбора.
— Сунна, — она вытерла руки о фартук. Моей мачехе было не больше тридцати пяти лет. — Сунна, у нас с отцом шесть ртов, которые надо кормить.
Я кивнула, взяла пустое ведро и пошла к колодцу. Им было нелегко взять меня в семью, но я старалась быть полезной, ухаживая за малышами и помогая маме по дому. Эти шесть лет были для меня передышкой.
После трех дней проливного весеннего дождя суббота выдалась ясной и солнечной. Было еще холодно, но дни потихоньку прибывали, и месяца через два должно было наступить летнее тепло.
Мои приемные родители проводили меня в церковь. Дороги развезло, в глубоких колеях стояла вода. Заглянув в одну из луж, я увидела свое отражение и подумала: «Это я, в день свадьбы». Мои длинные светлые волосы были заплетены в косы на макушке, и вся одежда была чистой. Momer [15] сама сплела мне венок из лавра.
15
Momer (исл.) — мать.
Я подняла голову и увидела Асмундура и его отца, ожидавших нас у церкви.
«Вот, значит, какой он», — подумала я, разглядывая широкое крестьянское лицо своего жениха.
Это было в 1567 году.
Тогда я выглядела именно так, как сейчас. Мой молодой муж умер через два года после свадьбы, от оспы.
Моргая, я встала с пола.
— Идем, выпьем чайку, — сказала Ривер, гася лампу. — Завтра все уберем.
Когда свет погас, мое призрачное отражение в стекле тоже исчезло. Мы прошли по темному коридору, спустились по узкой лестнице. На ходу я то и дело дотрагивалась до своих волос. Кажется, без окраски они стали гораздо мягче. Я не узнавала себя. Наверное, теперь я буду вздрагивать каждый раз при взгляде в зеркало. Поверьте, я очень-очень давно так не выглядела.
Когда мы вышли во двор, Ривер посмотрела на небо и сказала:
— Я и не думала, что уже так поздно.
Я тоже посмотрела на звезды, полускрытые облаками. Созвездия широким полукругом двигались через ночь по небу. Судя по звездам, ночь еще не дошла до середины, но ее первые часы уже миновали. Наверное, сейчас было что-то между десятью и двенадцатью, но из-за облаков сказать точнее было трудно.
— Около десяти? — наугад спросила я.
— Да, — заметно обрадовалась Ривер. — Я вижу, что ты впитываешь знания, сама того не желая.
Я кивнула. Наверное, она была права. Я не узнавала себя, и не понимала, что мне теперь с собой делать. Мне казалось, будто открывающее заклинание не только проявило мое прошлое, но стерло настоящее. Все вокруг казалось новым и незнакомым. Больше всего мне хотелось вернуться в свою комнату и как следует изучить себя в зеркале.
Тьма сгустилась вокруг нас, и я невольно прильнула поближе к Ривер, не сводя глаз с огней большого дома впереди. Что-то холодное и невесомое коснулось моего носа и, запрокинув голову, я увидела маленькие снежинки, кружившие в ночном небе.
Кругом было холодно, темно и снежно. Как в детстве, как в самые ранние годы моей жизни. Поэтому я всегда предпочитала места потеплее. Даже в Лондоне никогда не было так холодно... Сначала я стала выглядеть, как раньше, а теперь вдруг и погода стала казаться мне похожей на прежнюю, и все это вместе рождало во мне нехорошие мысли и непонятную тревогу.
Мы дошли до крыльца кухни, освещенного прямоугольником светящегося окна. Я рванулась к двери, мечтая поскорее очутиться внутри, среди других людей, но Ривер остановила меня, взяв за руку. Я посмотрела на нее.
— Когда-то ты была там, — тихо сказала она, указывая рукой куда-то в пространство. — Теперь ты здесь, — она ткнула в небо второй рукой, обозначив точку на большом удалении от первой. — Время движется вперед. Ты больше не там, понимаешь?
— Типа того, — сказала я, а про себя подумала: «Нет».
Ривер покачала головой.
— Ты начала там, в 1551 году, — она снова указала точку в воздухе. Маленькие снежинки падали на ее волосы, растворяясь в седых прядках. — Теперь ты здесь. Здесь — Она энергично рассекла воздух второй рукой. Потом уперлась пальцами мне в грудь. — Ты. Здесь. Ты — сейчас. Ты — вот в этот миг!