Вечный лес
Шрифт:
– Потопят вместе с тобой? Они ведь даже не знают, что ты здесь, – сказал Флебий.
Компания отреагировала на его слова как на удачную шутку, мальчишки затопали копытами, а девчонки захлопали в ладоши:
– Даже и не знают, что ты здесь! – С этими словами они сорвали с нее платье, причем сделали это так неожиданно, подойдя к ней сзади, что она поняла, почему они столь преуспели в воровском искусстве. Затем настал черед поиздеваться над ее маленькой грудью, и все начали соревноваться, кто придумает оскорбление побольнее. («Да, я, конечно, не Зоэ», – подумала Кора.)
Комната была темной и холодной, без окон и освещалась лишь отблесками огня из
Детеныш паниска, чья мать, предаваясь веселью, по-видимому, забыла о его существовании, вскарабкался Коре на колени. От него пахло луковой травой и скисшим молоком. Кора попыталась поставить его обратно на пол, но он неожиданно улыбнулся такой чистой, обаятельной улыбкой, и рожки его, выглядывавшие из волос, так были похожи на маленькие поганочки, что она прониклась сочувствием к этому смелому и трогательному ребенку, к которому собственная мать была столь равнодушна. «Какой чудный малыш, – подумала она, – и живет в таких условиях». Он потянулся к ее подвеске-кентавру, которую почему-то не сорвали вместе с платьем.
– Тебе нравится? – спросила она с нежностью. – Можешь поиграть с ней.
Но не успела Кора договорить, как он укусил ее за палец, сорвал подвеску с цепочки и бросился с добычей к своей матери.
– Молодец, – проворковала его мать, передразнивая Кору.
Вот теперь Кора заплакала, хотя боль от оскорбленного самолюбия была гораздо сильнее, чем от укуса. Зеленая кровь струилась из ее пальца.
– Ты что, овощ? – спросил Флебий. – Ребята, посмотрите-ка, рядом с нами сидит салат.
– А ты думал, что у всех кровь красная? – рассердилась она. От злости у нее даже высохли слезы. – Мы живем на деревьях и едим желуди. Почему наша кровь не может быть зеленой?
– Делайте что хотите, – сказал Флебий. – А мы будем с теми, у кого кровь красная, правда, ребята?
Ребята откликнулись дружным блеянием.
Медведицы Артемиды, которых никто не спросил, и чья кровь была, скорее, коричневой, чем красной, промолчали.
К счастью для Коры, паниски вскоре отвлеклись и забыли про зеленую кровь, да и про саму Кору тоже. Они вернулись к своим обычным занятиям – шумным играм и безделью. Одна из девчонок надела накидку Коры. Она была ей длинна и волочилась по полу, но, по крайней мере, скрывала ее покрытые мехом ноги. Она начала танцевать, топчась по всей комнате, изображая при этом пение (Коре оно скорее напоминало вой), а паниски отбивали какой-то дикарский ритм. Флебий снял со стены лиру, сделанную из панциря черепахи, и попытался аккомпанировать, извлекая монотонные звуки, похожие на писк летучих мышей. Правда, и слова были соответствующими:
Заклинаем пауков, крыс, нетопырей:Выходите вы из недр мрачных поскорей,Чтобы крылья навощить на лету пчеле,Чтоб дриаду вниз стащить с дерева к земле!Девчонка, одурманенная травкой, с трудом поднялась на ноги и стояла, раскачиваясь из стороны в сторону в такт музыке, все еще поглощенная своими видениями. Но не все пели и танцевали. Среди панисков и их женщин никогда не было единства, чем бы они ни занимались. Некоторые сели есть. Они громко чавкали, облизывали пальцы и не обращали ни малейшего внимания на музыкантов. Им, по-видимому, было все равно, что это за еда – сырые немытые корни, тухлая рыба, личинки или поганки. Один из них швырнул какой-то кусочек Коре. Она поймала его, внимательно рассмотрела и с отвращением выбросила. Это был большой белый слизняк, находящийся в летаргическом сне, но живой.
– Зачем зря тратить на нее пищу? – недовольно проворчала мать воришки. Флебий с силой ударил ее прямо по губам.
– Ты каким местом думаешь? Ты что, не знаешь, что нам надо ее беречь? Не забывай про сделку.
Двое панисков схватили Кору за руки, а третий подобрал выброшенного слизняка и с силой засунул ей в рот.
– Эвностий найдет меня, – крикнула она, давясь и чувствуя, как слизняк проскальзывает в горло.
– Он слишком велик для нашего тоннеля. Ему придется извиваться, как змее, и прежде, чем он доползет, мы успеем размозжить ему голову. Кентавры же вообще не могут ползать, а если они попробуют доплыть, то мы встанем на плот и будем расстреливать их из рогаток.
– Что вы собираетесь со мной делать?
При упоминании имени Эвностия к Коре вновь вернулось если и не внутреннее самообладание, то хотя бы внешнее, и вопрос был задан с вызывающим спокойствием.
– А ты как думаешь? – спросил Флебий, этот пошлый мальчишка, глядя на нее с вожделением. Но вожделение быстро сошло с его лица, когда медведица, которую он ударил, и которая явно была его женщиной, с силой наступила ему на копыто.
– Подожди, увидишь, – мрачно сказал он Коре. – Ждать осталось недолго.
Пение стихло, губы перестали чавкать, кость с грохотом упала на пол. Затхлый воздух наполнился запахом пыльцы и меда. Кто-то приближался к дому по тоннелю.
Королева трий вошла в комнату и отряхнула грязь со своих прозрачных крыльев. Затем быстрым взмахом крыла велела компании разойтись и направилась прямо к Коре.
– Дорогая, – сказала она, помогая девушке подняться, – что они с тобой сделали? Платье у тебя украли, лицо все в грязных пятнах. Ну, ничего, со мной ты в безопасности. Меня зовут Шафран или Шафрановая, мы сейчас пойдем домой.
– Но как ты меня нашла? – всхлипнула Кора. Это была та самая королева, которая следила за ними над садом Эвностия.
– Если есть крылья, все видишь.
Никто даже и не подумал остановить Кору, когда она забирала назад свою украденную накидку и подвеску-кентавра. Набросив ее на плечи, девушка пошла следом за Шафран, подальше от этой дурно пахнущей комнаты, на воздух, в мягкие лучи заходящего солнца. Кто-то, правда, затянул бунтарскую песню «Оторви пчеле крыло», но послышался звук пощечины, и пение прекратилось. Оставалось надеяться, что Шафран не разобрала слов. Было ясно, что эта отпетая компания, ни в грош не ставившая никакие добродетели, испытывала благоговение перед подлинным величием.
Когда Кора оказалась на свежем воздухе, то почувствовала, что теряет сознание. Она раскачивалась, как деревце на ветру. Но Шафран подала ей свою маленькую, украшенную драгоценностями руку.
– Потерпи еще немного, дорогая, ты скоро отдохнешь, примешь ванну, поешь и опять станешь такой же красивой, как раньше.
Шафран взяла ее за руку и повела через поле.
– Но мое дерево в другой стороне.
– Ты погостишь у меня.
– Я вам очень благодарна, но сейчас мне нужно идти домой. Мама, наверное, умирает от волнения, и Эвностий тоже.