Вечный мент или Светоч справедливости
Шрифт:
Тут я похолодел от ужаса, понял, что мама сошла с ума от одиночества и старости.
– Мама, – сказал я. – Мама, послушай меня. Папа умер несколько лет назад. Мы же были на похоронах. Помнишь?
– Да, я знаю, Васенька, – ответила мама. – Но ведь он приходит. И из окна я его часто вижу. Правда, никому об этом не говорю. Еще решат, что я спятила…
Сердце сжало, стало трудно дышать. Я решил, что непременно навещу ее, как только получится. Можно встретиться где-нибудь, не обязательно дома. Сводить ее в ресторан. В Ботанический сад. Я немедленно отправил ей денег – много, несколько
Я и сам не заметил, как добрел до остановки, сел на лавку, опустил руки. Ладони казались тяжелыми, будто их наполнили черной ртутью. В этих пальцах таилась смерть, жила там долгие годы, принося одним счастье избавления от земного бытия, а их родным и близким боль потери .
Внезапно появился ангел-хранитель. Он возник рядом, серый и понурый, с початой бутылкой портвейна «777» в руке. Глянул на меня глазами полными слез.
– Ты прости меня, Вася.
– За что?!
– За то, что ты такой несчастный по моей вине.
Я отрицательно мотнул головой.
– Злой человек не может быть счастливым. А ты, ведь, очень злой, Вася. Не получилось у меня тебя спасти. Сил не хватило. Слаб я. Духом тщедушен. Правда, у иных людей такие ангелы просветленные, а их все равно тянет в скверну.
– Да пошел ты, – буркнул я. В памяти снова возникла Кристина, неухоженная могилка родителей, да еще счастливый Владик. «Ты самый лучший человек на свете, Вася». А потом из пистолета шмальнул. Вот и делай людям добро.
Я поднялся со скамейки и, сунув руки в карманы плаща, пошел к автобусной остановке.
– Все правильно, – донесся до меня шелестящий шепот Аикиля. – Я это заслужил.
Что там говорил архангел Самаэль? Берегись! Либо он плохо меня знал, либо намеренно провоцировал. Если мне бросают вызов, я всегда иду напролом. Святые мне угрожают. За одни только эти угрозы, я буду преследовать Светоча, пока не убью.
Но почему же в душе такая маета? И почему так больно?.. Хоть бы Кухериал, что ли, объявился. После его речей всегда становится легче. Он умеет убедить, что я все делаю правильно. Подсказать, как поступить. Вот и с кладбищем он все придумал хорошо. Однако, ну и денек у меня. Еду с кладбища на кладбище, как водитель ритуального автобуса.
Кухериал появился ближе к ночи.
– Поздравляю! – он весь лучился радостью. – Полагаю, ты обрадуешься, когда я скажу, кого ты скоро увидишь…
– Кого? – сумрачно поинтересовался я. Радужные надежды вконец меня оставили. Одно только черное уныние я способен был еще чувствовать. И чувствовал, как внутри растекается безнадега – так ощущаешь себя, просыпаясь с тяжелого похмелья. Без единой мысли в голове. С тоской и осознанием, что жить совершенно незачем.
– Сейчас узнаешь. Ты будешь там не один. Вместе с тобой будет она… Да-да, она. Езжай же на кладбище. Она будет ждать тебя там.
– Кристина? – угадал я.
– Точно. Ее призвали к тебе в помощь. Она будет ждать на платформе Жаворонки. Ну, не испорти же все дело. Помни, я на тебя надеюсь…
Дорога тянулась мучительно. Мне казалось, электричка намеренно тормозит на всех остановках. Люди медленно перемещались по перрону, унылой вереницей вползали в вагон, садились напротив и пустыми взглядами мерили пустое пространство. Они словно находились в иной системе координат, вглядываясь в пустоту в моем лице.
Наконец, я вышел на перрон станции «Жаворонки». Она ждала меня возле перехода. Черные волосы волнами спадают на плечи. Во взгляде ни тени человеческого. Мне показалось, она меня даже не узнала.
– Здравствуй, Кристина, – сказал я.
– Привет, – и голос ее сделался холодным и безразличным.
Мелькнула мысль – не опробовать ли на ней дар Асмодея.
– Это ты? – вместо этого спросил я.
– Нет… – И через паузу. – Куда идти?
Я понял, что не должен воспринимать это бездушное создание прежней Кристиной. Той девушки, которую я знал и любил, давно уже не существует. Она исчезла, скрылась за пеленой дней.
– Ты знаешь, куда идти?
– Да, здесь недалеко. Несколько километров пешком.
– Иди впереди, – скомандовал я. – Я следом.
Она послушалась. Я брел позади, разглядывая ее спину, и размышлял. Мы миновали витрину магазина, и я посмотрел на свое отражение – прищуренные злые глаза, опущенные вниз углы тонкого рта, белые волосы, оскал железных зубов, бородка, как у архидьявола, хотя я сегодня брился – в кого я превращаюсь? Не являюсь ли я подобием Кристины, точнее тем, что с ней сотворили падшие? Нет, одернул я себя, я все еще могу чувствовать, и надеяться… Надеяться на что?! На что мне остается надеяться? На кого уповать? На Аикиля, моего спившегося ангела-хранителя? На святых, воспринимающих меня как великого грешника? Или на Кухериала, которому я все больше не доверяю?! Нет, полагаться я могу только на самого себя. Единственный раз в жизни я должен поступить так, как считаю нужным сам, вопреки нашептываниям из-за левого или правого плеча. Нужно воспользоваться отсутствием высшей силы и проявить собственную волю.
Кладбище тоже навевало мрачные мысли.
«Одна из самых злых шуток Господа бога, – думал я, – это то, что человек знает – жизнь коротка. Животные безмятежны – они не ведают страха смерти». Я видел посмертное существование в аду, от него веяло кромешным ужасом. Вот бы побывать на небесах, посмотреть, как живут праведники. Может, там все иначе? Но для меня туда дорога закрыта навсегда.
Я медленно шел вдоль железной ограды. Рядом на гравийной дорожке появился Кухериал. Он выпрыгнул, как черт из табакерки и сразу же замахал руками, показывая верное направление:
– Вам туда!
Я обернулся. Стояла ясная лунная ночь, но там, куда указывал бес, повисло темное облако. Мрак был настолько густым, что внутри облака можно было различить лишь мелькание смутных теней. И еще – белые сполохи, будто тысячи светлячков пытались вырваться на свет из черного мешка. Но страшнее всего было то, что мрак быстро расползался окрест. Смоляной копотью стелился по земле, заползал на стволы деревьев, поглощал их крону. Кладбищенский пейзаж стремительно таял, пожираемый тьмой.