Вечный пасьянс (сборник)
Шрифт:
— А я откуда могу знать, откуда он тебя знает?
— Ты же сказал, что вспомнил!
— Да, — не стал перечить кузен-сам-себе, — и не отрицаю. Я действительно вспомнил. Но вспомнил нашего колдуна-педагога, который по твоей милости уселся на ежа! Его имя — Том Твенти!
На совершенно безоблачном небе громыхнул гром.
— Вот оно! — шепотом сказал дракон. — Это он, Том Твенти, наслал на меня рыцаря!
— Ты уверен? — ужаснулся Тайлер-Ре.
— Уверен!
— Если это и вправду колдун, теперь не отстанет. Характер у Тома препротивный. Хорошо, что он тебя в одноголового превратил, а мог бы гораздо хуже… Скажем, по строению
На дракона было жалко смотреть, совсем пригорюнился, несчастный.
— Что же делать, что? — пробормотал он в крайней растерянности.
— Думай шибче, Эрель! От этого зависит судьба наших будущих застолий!
В выразительных глазах рептилии вспыхнули искры озарения.
— Эврика! — выкрикнул он, уподобляясь древнему греку, который занятия античной механикой сочетал с водными процедурами.
— Не томи, дружище!
— Надо явиться ему во сне. Ночным кошмаром, да таким, чтоб на всю жизнь зарекся меня преследовать своими латниками!
— А получится? — в голосе одноклассника заговорило сомнение.
— Постараюсь! Как ты думаешь, почему мне папаша лесниковой дочки каждое утро брусничный эль тащит?
— Вопрос, конечно, на засыпку! Я так мыслю, что вы с ним — родственные души. Он одинок, и ты одинок, вот душа к душе и тянется, как ночная бабочка к гнилушке…
— Почему же он тебе не тащит? — усмехнулся Эрель. — Ты тоже одинок как сокол.
— Не надо! — отпарировал Тайлер-Ре. — Нас в любой момент может стать двое. Так что на одиночество мы не жалуемся!
— Ты не угадал! — сказал дракон. — Просто с тех пор, как меня проклятый учитель заколдовал, я могу бродить по чужим снам. Под утро мне это надоедает, я прихожу в сновидение леснику и внушаю, внушаю, внушаю…
— Что внушаешь?
— Что бедного Эреля мучает жажда, и если ее своевременно не утолить, начнутся лесные пожары, я же все-таки какой-никакой, а огнедышащий! Утолять же надлежит непременно брусничным элем, а старикан, это я доподлинно знаю, балуется на досуге «лунным сиянием», а попросту говоря, гонит… После того, как из дома ушла дочка с классическими формами, у лесника две радости в жизни — образцовое ведение вверенного ему лесного хозяйства и производство-потребление брусничного самогона!
— Замечательно! — воскликнул Тайлер-Ре. — Я всегда говорил, что основным достоинством мужчины является его профессионализм, а если вдобавок у него имеется еще и хобби, это замечательно вдвойне! Ты не мог бы присниться леснику прямо сейчас, а то что это — ни два ни полтора…
Он поддел сапогом пустую флягу, которая нехотя полетела, набирая высоту. Должно быть, вслед за стаей ворон.
— Пожалуй, я лучше займусь Томом Твенти. Пока стемнеет, пока до города долечу, пока в сон влезу… Так что не получится с лесником, ты уж не обессудь…
— Главное, чтобы с колдуном получилось, я ж понимаю!
— Надеюсь, что и он поймёт!
Колдун
— Уфф! Ну и страшилище! Только с перепоя такое может присниться, а у меня, насколько можно доверять трезвой памяти и здравому уму, маковой росинки во
Он сладко зевнул и окончательно проснулся.
За узкими стрельчатыми окнами едва брюзжал бледный рассвет. Город еще спал. Но с улицы доносился шорох метлы, пашущей в автоматическом режиме.
— Ишь ты, опять старина Билл заговорил свой рабочий инструмент № 1,— поделился своей догадкой Том с полумраком спальни, сползая с ложа в домашние шлепанцы, которые, в отличие от хозяина, еще не думали просыпаться. И их можно было понять — кошмары в образе гримасничающего дракона, на все плюющего пламенем, им не снились. Им снились обворожительные дамские туфельки на высоком каблуке, отходящие ко сну и не подозревающие, что этот отход наблюдают заинтересованные чужие глаза, и потому не стесняющиеся своей бархатной, розовой, как кожа младенца, обнаженной стельки.
С трудом всунул распухшие пальцы ног в позевывающие шлепанцы и прошаркал ими по давно не мытому мраморному полу к умывальнику.
— Бррр! — передернулся колдун то ли от студеной воды, то ли от зверской рожи своего бывшего ученика, ополаскивая несвежее лицо с набрякшими мешками под глазами. — Пусть в нашей стране не все ладно с причинно-следственными связями, но я найду способ поставить мальчишку на место!
Том Твенти поднял глаза к засиженному мухами зеркалу над умывальником и снова погрозил пальцем. Наверно, Эрелю…
Потом поскреб под мышками, пробормотал коротенькое заклинание против экссудативного диатеза и попутно ревизовал фанерный ящик для съестных припасов. На дне ящика валялось несколько корок, обросших колонией пенициллиновых грибков.
— Ох-хо-хо! — вздохнул колдун. — Ну как может творческая по большому счету личность на гонорарах протянуть?! Только ноги!..
Он захлопнул крышку, и взгляд его остановился на дощечке с пружиной и крючком, которая затаилась за ящиком. На крючке томился коричневый от длительного содержания на воздухе кусочек сала со сморщенной шкуркой. Это была любимая мышеловка Тома Твенти. В свое время она победила на конкурсе красоты среди пружинных мышеловок подобного типа — компетентное жюри в должной мере оценило ее стройные формы, размер тугой пружины и нежную фактуру древесины.
Глазки колдуна затуманились, ноздри склеротического, в фиолетовых прописях, носа затрепетали, безымянный палец правой руки самопроизвольно оттопырился и полез было под снаряженную для охоты пружину. Но вовремя остановился…
Твенти собрал волю в кулак, очнулся от наведенной порчи, явно исходящей от шпига на крючке этакой квантово-волновой эманацией, и шлепнул левой кистью по правой, ибо левая прекрасно ведала, что собирается натворить ее товарка!
— Нет, жениться пока рановато! — пробурчал себе под нос Том Твенти и перенес правую руку с низу на верх старомодного бюро, на конторке которого отмеряли бег времени песочные часы, в спаренном стеклянном баллоне которых томились ровно 16 миллионов 467 тысяч 592 песчинки.