Ведьма для Северного Владыки
Шрифт:
А князь уже тащил меня дальше к женской половине терема, на которой была моя комнатка.
— Ты рубашку обережную жениху, закончила уже вышивать?
— Закончила. Но ему дарить не стану! Хоть убей! Не для него ткалась, не для него вышивалась! Не для него, я в каждый стежек вышивки силу свою вкладывала! Ничего из того, что любимому желала, я пришлому, чужому, пожелать не могу! Не люб он мне!
— Ну, щас не люб, чрез время станет. — мягко улыбнулся князь. — Ты только не шарахайся от него, дай, возможность понравится.
— Да он и стараться к тому не будет! Не видишь разве —
— Ты хулу то не неси! Получше меня еще о бессмертии души тебе известно. А что глаза ледяные, так лед, это ж вода, от тепла сердечного растает и в ручеек ласковый превратиться, тебе же ножки омывать станет.
Я чувствовала, что князь говорил со мной искренне, по-доброму. И наставлял он меня правильно. Покорной, послушной да ласковой с мужем быть, а там, глядишь, все б у нас и сладилось. Да только, где ж мне сил взять на покорность чуждому, не любимому?
Да и надо ли? С первой ночи ж понесу, а дальше, лишь денечки считать, да Мару — матушку встречать.
Я понимала, что просить князя спасти меня от брака с нелюбимым чужеземцем — пустое. Князь, мага боится, и перечить ему ни в чем не посмеет. Он бы и дочь, единственную покорно ему, отдал, а про меня, что уж и говорить. Поэтому, попросила о другом, сейчас, куда более важном;
— Дозвольте с Михалом проститься! Умоляю!
Князь посуровел и немного оттолкнул меня от себя.
— Не дозволю. Ни к чему вам души рвать друг другу! Ты письмо ему напиши, как уедете, передадут. Но прошу — будь благоразумной! Не проси его о спасение, если любишь.
О таком я и не думала! До северных земель, простым смертным не добраться, ни лошадьми, ни кораблём. Только пространственными порталами, которые открыть под силу только высшим жрицам и магом.
— Собирайся, за тобой пришлют.
Князь решительно развернулся и быстро пошел прочь.
Я влетела в свою комнатку и замерла, заламывая руки. Очень хотелось упасть на тахту и расплакаться, от страха и жалости к себе, но даже на это у меня не было времени.
Открыла ящик стола, извлекла бумагу и чернильницу.
— Платье Марты, слишком простые! Выберете пять, нет, лучше семь, из моих! Еще рубашки, сорочки, украшения, сапожки, пояса. Ай! Сама пойду! Рада! С ней будь!
— Слушаюсь.
Разговор в комнатке, что три на три шага, снова долетал до меня как из далекой дали.
Надо было писать, а руки предательски тряслись. Сделала пару вдохов, чтобы успокоиться и утерла слезы, чтоб бумагу не укапать.
Михал! Милый мой, Михал!
Князь Северных земель, что к кнесенке свататься приезжал, не ее, а меня выбрал, подхожу я ему, по одному ему известным требованиям.
Уезжаю я, не по своему желанию, но за ради блага княжества нашего.
Никогда тебя не забуду! За каждую секундочку с тобой проведенную, богам благодарна без меры. До последней секундочки, только мыслями о тебе жить и буду, сердцем своим и душой своей, лишь твоя я до конца дней своих. Не сомневайся в том! Но тебе по мне, печалится не велю.
Найди девицу покладистую, ласковую да женись, не позднее следующего Купалы. Детишек народи, в заботе о них, и счастье тебе отыщется.
А меня вспоминай иногда, как приятный летний ветерок, что ласкал тебя своим теплом, одним далеким летом.
Сердце, с каждым словом, обливалось кровью, и замирало от боли. Ничего не смогла больше написать. Просто умерла бы, горем и безысходностью захлебнувшись.
Подула на чернила и свернула бумагу.
— Передашь Михалу завтра, как искать меня станет.
— Передам, Мартушка. Не беспокойся, — кивнула Рада, утирая со своих щек слезы сочувствия. — И как же тебя бедную то угораздило только! Говорят, весь южный и восточный край маг объехал, и надо ж было! Только ты ему и подошла! Столько хорошего ты даром своим для нас сделала! Стольких спасла, а вот он же и подвел тебя, выходит!
— Не один волосок с наших голов не упадет, без повеления богов, наших, значит так, и бывать тому. Подумай, для чего тебе дано сие? Что несет тебе? Чему учит?
Видит Творец всевышний! Я и не помню, сколько раз, я эту фразу говорила хворым, что за помощью шли ко мне и никак и подумать не могла, что однажды мне самой на него отвечать придется, да еще в ключе, который важнее здоровья, пожалуй.
Но и об этом сейчас думать некогда.
Вещи мне соберет кнесенка, думаю и князь приданным не обидит, чтобы не прослыть жадобой перед правителем Северных земель, значит, собирать мне нечего. Мои простые хлопковые сарафаны, мне теперь, не по статусу, вроде как. Мне теперь бархат с шелками положен, да шубы из шкур редких животных, что только в Северных землях и обитают. А значит и собирать мне с собой нечего, разве, что памятные вещицы, что умещаются всего в одной шкатулке, да несколько полезных книг, по взаимодействию сил природы со светящейся структурой человека.
В библиотеке у мага, наверняка не одна тысяча подобных, интереснейших трактатов, но допустят ли меня до них, вопрос большой. И хоть мои, понятно дело, перечитаны мной уже не на раз, а все же, всякий новый раз, открываются мне по-новому, открывают свои тайны мне постепенно, в соответствие с увеличением моей природной силы.
Встала, вытащила из-под лавки сундук со своими простыми платьями и сорочками, выложила их на лавку, а в сундук сложила книги да шкатулку с подарками кнесенки, да князя, на именины. Сережки жемчужные, пояс бисерный, да гердана с рунами Макоши. Кнесенка сама мне их плела, этим они мне особо ценны были. Сохраню на память, о добрых ко мне людях. Вряд ли, я их еще когда-нибудь увижу.
Еще, в шкатулке лежала брошь из бирюзы, мне ее однажды, ныне уже почившая княгиня подарила, со словами, что когда-то эта брошь, моей матери принадлежала. Якобы папа ей ее подарил, и мама ей очень дорожила.
Мне тогда восемь лет было. Взяв брошь в руки, я не почувствовала от нее родного тепла. Моя мать ее точно никогда в руках не держала, но брошь я взяла с благодарностью. Ничего княгине не сказав, рассудив, что матушка-княгиня поддержать меня хотела. Отдав вещь якобы от матери.
А еще, в шкатулке, лежало колечко серебряное, мне Михал лично его изготовил. Звездой Лады украсил. Вот его точно, пуще глаз своих беречь буду. Единственное, что там будет давать мне силы жить.