Ведьма из рода Шарперо
Шрифт:
— Слабая ведьма, — фыркнул Макс и его губы скривились в презрительной ухмылке. Он обхватил пальцами мой подбородок больно впиваясь в нежную плоть. В его глазах отражалась ненависть. Он просто ненавидел слабых и никчёмных личностей и я сейчас была именно такой.
— Убирайся, — теперь я шипела, отбрасывая хваткую конечность от своего лица, будто та была проказой или мерзким насекомым. — Пошёл вон из моего дома.
— Твоего? Милая, ты не вошла в права наследования и не являешься истинной главой рода. Это скорее мой дом, нежели твой.
Казалось, что издеваться надо мной было
Сердце обливалось кровью, а в глазах застыли непролитые слёзы. Я не плакала даже когда узнала о смерти родителей, или когда их хоронили. Просто не могла, потому что чувство жалости к себе поглотило меня полностью. Я стала бледной тенью, белой молью, которая могла лишь ходить и сидеть, временами говорить. Мне было слишком тяжело и Макс это использовал против меня.
Но чем дольше он был здесь, тем сильнее я чувствовала… не боль или утрату, а злость, всепоглощающую ярость, что поднималась из потаённой глубины моей силы.
— Ты не заслужила носить фамилию Шарперо — слабая, жалкая девчонка, как и твой отец, что погиб как трус.
И тут я не выдержала. Внутри меня будто что-то взорвалось, лопнуло, опаляя своим содержимым внутренности.
Я закричала, выпуская наружу все свои эмоции и направляя их на одного Макса. Металл впивался в его тело, сращивался с костями и внутренностями, причиняя боль, которую он заставлял вновь и вновь чувствовать меня.
Но всё проходило будто сквозь проклятого. Он лишь отмахивался от моих сил, будто они ничего не значили.
— Дерись как мужчина! — внезапно я перешла на новый крик, но теперь он был направлен на Макса. — Дерись! Не смей меня игнорировать! — я практически визжала, подбегая к мужчине и начав колотить его руками и ногами, без какой либо стратегии, лишь удары. А он и не пытался защититься, лишь терпеть, а спустя минуту истерики крепко прижал к себе и зашептал: «Наконец-то, я уж думал никогда не проорёшься. Я теперь умойся и пошли делать из тебя главу рода».
В суд я пришла новым человеком — высокомерной, холодной и расчётливой, а ещё я заставила считаться с собой, даже когда просто проходила инициацию.
— Руку, — потребовал статный, седовласый мужчина.
— Руку, пожалуйста. Уважение — ключ к сердцу человека, — напомнила я судье, заставив того резко вскинуть брови и удивлённо уставиться на меня. Естественно, когда-то просто молчаливая девушка из семьи Шарперо, роза, что была такой хрупкой обрела колючие, ядовитые шипы.
— Мисс Шарперо, подайте вашу тонкую конечность и положите её на камень, — то ли язвил, то ли просто издевался второй судья. Я сделала как меня просили и погрузилась в цепочку воспоминаний, которые закружились вокруг, они были в моей голове, перед глазами и от их калейдоскопа даже начало подташнивать. Я видела множества лиц, что летали вокруг, впитывались в меня и заставляли дрожать, сцепив зубы вместе.
Инициация заключалась в том, чтобы напомнить потенциальному главе рода обо всех ошибках и удачах его семейства.
Я чувствовала боль убийств, множества смертей, которые пережили мои предки — их резали, поджигали, истязали, будто они были куском мяса, неживыми и немёртвыми, как зомби.
Крик вырвался из моего горла, кровь стучала в висках, а глаза затуманились от боли, что впитывалась в моё тело, будто дорогой парфюм. Судороги заставили упасть на колени и биться руками и ногами о холодный, твёрдый камень. Сотни жизней, тысяча лет управления и сотни тысяч смертей всех ответвлений нашего семейного дерева.
Этому казалось не было конца, а по венам уже текла не кровь, а жидкая лава, сжигая все органы и чувства…»
— Ромалия, — позвал меня несколько взволнованный Макс, трогая за плечо и заставляя выплыть из череды собственных воспоминаний. — Ты в порядке? Выглядишь какой-то потерянной.
— Сегодня ровно десять лет, как я стала главой рода, — тихо ответила я.
Из-за всех этих событий я забыла о том, что действительно было важно — о традиции, которую никогда не уставала повторять. В этот день я ходила в семейный склеп, ровно в полночь, призывала Мэри-Ан и зажигала прощальные свечи, как знак памяти о своих предках в целом и родителях в частности. И я чувствовала себя просто отвратно от собственной забывчивости.
— Твой парень справился, так что мы можем отправиться хоть сейчас, — в голосе Макса можно было без труда расслышать заботу, которую он больше не скрывал, но временами демонстрировал весьма экстравагантными методами.
— Я предупрежу Улька, что уйду на несколько часов.
— Вы уже так сблизились? — а теперь я, кажется, расслышала нотки недовольства, что маскировали такое приземлённое и понятное всем чувство собственности.
— Ты ревнуешь? — явно издевалась я в ответ, осознавая, что это даже приятно, но надеюсь, что такое отношение Макса не будет причиной множества проблем и ссор, я не привыкла уступать, даже ему. — Это так мило, — не удержалась от сарказма, который был скорее обыденностью, чем нёс в себе истинное намерение обидеть.
Уж такое у нас общение с алхимиком и мы оба к этому привыкли за почти тридцать лет.
— Это отвратно, — скривился Макс, будто съел покрытый плесенью и мхом лимон. — Никогда не думал, что мне будет так противно от этого.
— Такова сущность тех чувств, что ты испытываешь ко мне, поэтому либо смирись с этим, либо оставь меня в покое.
— Ха! Я тебя не для этого двадцать семь для себя растил, чтобы сейчас всё бросить на половине пути.
Сначала я хотела спросить, что значит он меня растил для себя, но потом, махнув рукой, решила, что это может ещё немного подождать. Не к спеху так сказать.
— В любом случае я должна сказать о своём уходе Ульку и увидеть потухшее пламя поражения в глазах твоей бывшей подружки.
— И кто ещё из нас ревнует?
Когда мы с Максом спустились на первый этаж, где сейчас и происходило всё веселье, то я попросту выцепила Улька за ворот новой, хлопковой рубашки и вытащила из толпы пьющих, поющих и просто громко разговаривающих наёмников. Дотащив парня до явно не особо довольной своим проигрышем Алисандры, я предоставила ей все доказательства того, что выиграла в нашем глупом споре. Глупом, потому что я изначально была права.