Ведьма из-за моря
Шрифт:
— Трофеи принадлежат тем, кто их взял.
— Но ведь иногда люди спасаются? Что тогда?
— Если бы такие люди были, тогда товары, несомненно, принадлежали бы им, но если их нет, мы берем их себе.
— Но почему ты не хотел, чтобы я знала?
— Я не намерен отвечать на твои вопросы. Это ты будешь отвечать мне. Ты говорила об этом с матерью?
— Как я могла? Я не видела ее с тех пор, как все узнала.
— Может быть, ты подозревала?
— Я не говорила с матерью.
Он вдруг наклонился и схватил меня за руку:
— Тогда ты никому не скажешь об этом! Ты слышишь меня? То, что происходит в моем
Я сказала:
— Я больше никогда не надену рубинового медальона.
— Ты будешь носить его!
— Он принадлежал кому-то, кто утонул вместе с кораблем. Ты снял его с трупа?
— Молчи, глупая женщина! Радуйся, что у тебя есть муж, который лелеет тебя и делает подарки.
— Я не хочу подарков, снятых с мертвых! Колум повернулся и пошел к моей шкатулке. Когда он вернулся, в руке у него был рубиновый медальон.
— Надень! — сказал он.
— Я не хочу надевать его!
— Ты наденешь!
Я отказалась. Взбешенный, он силой застегнул его у меня на шее. Я почувствовала холодное прикосновение металла. Я лежала, закрыв глаза. У меня не было сил противостоять ему, хотя все мое тело кричало, протестуя.
Колум лег рядом, лаская мою шею и лениво поигрывая цепью.
— Сейчас ты мне нравишься, как всегда! Раньше я никогда не был так долго доволен одной женщиной. Тебе повезло, жена: у нас есть дети, они мне нравятся, хотя я хотел бы еще сыновей. Но у нас они будут, у нас еще что-то будет: ты будешь делать то, что я скажу, и будешь счастлива делать это. Ты скажешь:
«У меня нет своей воли, только его, и, что бы он ни сделал, для меня это будет правильно». Скажи это.
— Нет! Ты можешь надевать на меня цепь, которую я не хочу, ты можешь делать со мной то, что сделал, когда опоил вином. Но ты не властен над моими чувствами. Если мне не нравится то, что ты делаешь, даже если я не говорю этого, мне это все равно не нравится, и ничто не может изменить этого!
Он громко рассмеялся:
— У тебя хватает смелости, я признаю это. Это хорошо, ибо я хочу, чтобы мои сыновья были смелыми. Что было бы, если бы они унаследовали боязнь глупой женщины даже высказываться откровенно? Нет, ты мне нравишься. — Он поймал зубами мое ухо и сильно укусил. — Но знай, — продолжал он, — я буду делать, что хочу, и ты не будешь шпионить за мной. Что бы ты ни видела здесь, ты будешь молчать. Ты будешь закрывать глаза, если брезглива, ты примешь все, что увидишь здесь, и ни словом не обмолвишься об этом ни с кем. Поняла?
— Я понимаю, о чем ты говоришь.
— А ты понимаешь, что от тебя ждут повиновения?
— А если я не послушаюсь?
— Тогда ты в полную меру узнаешь силу моего гнева, и это будет ужасно. Помни об этом!
И я испугалась. Я поняла, что сама себя обманываю, и, когда он любил меня, в нем была не нежность, а только желание подчинить своей воле.
Медальон мертвой женщины, казалось, впивался в мое тело. Передо мной стояли черные красивые глаза с миниатюры. Интересно, видел ли он их живыми? Может быть, он снял с нее ожерелье, когда она еще была жива?
Я уже пожалела, что осмелилась войти в башню Изеллы. Мне было бы легче в моем неведении, но что-то говорило мне, что если грех был, лучше знать об этом. Грех! Неужели я так называла свою жизнь с мужем?
Я знала, что жизнь изменилась. Теперь я была настороже, чего-то ждала… не зная, чего.
ЖЕНЩИНА ИЗ-ЗА МОРЯ
Не думать о том, что происходит в те ночи, когда Колум и его слуги уходили в свои грязные набеги, было нелегко. Это было почти всегда во время штормов, а я лежала, застыв, на кровати, ожидая прихода мужа. Я все ясно представляла себе: корабль терпит бедствие, вещи плавают на воде, люди, карабкаются на борт тонущего судна. А как же те, которые уцелели?
Тогда я была виновата в том, что на многое закрывала глаза. Я понимаю теперь, что многого просто не хотела знать. Я не была влюблена в Колума, но он был важен для меня. Наши с ним отношения приносили нам обоим огромное физическое удовлетворение, и это мы хотели сохранить. Я была очарована им еще и потому, что он казался мне таинственной фигурой. Он был сильный мужчина, а я верю, что для некоторых женщин (таких, как я и моя матушка) сила — это суть физического влечения. Когда я была с Колумом, я не могла не чувствовать его силы и власти, которые подчиняли все и всех вокруг. Я находила удовольствие в сопротивлении его воле и в том, что он знал об этом. Я наслаждалась его усилиями подчинить меня, и он чувствовал себя победителем, потому что мог сказать себе, что навязал мне свою волю, но я знала, что бы он ни делал со мной или что бы ни заставлял меня делать, я всегда сохраняла в себе свободу думать так, как хотела. Он, конечно, знал это. Это ему мешало, это утомляло его, но и восхищало.
Так проходили месяцы. Время от времени нас посещала матушка, но я ничего ей не рассказывала о башне Изеллы. Она очень много рассказывала о том, как продвигаются дела у отца и Лэндоров. Были, конечно, неудачи, но дело развивалось, да они и не ожидали, что с самого начала оно пойдет отлично: такое предприятие требовало годы планирования и работы.
Однажды она сказала:
— Хотела бы я, чтобы Лэндоры согласились встретиться с тобой и Колумом вместе: они хотели бы видеть тебя, но не твоего мужа.
— Они до сих пор винят Колума в смерти их дочери?
— Я пыталась объяснить им, что это была естественная смерть при родах, но они не хотят и слышать об этом.
— А Фенимор?
— Он живет в Тристан Прайори со своей женой, когда не в море. Думаю, с их мальчиком тоже все хорошо.
— Конечно, внук восполнит потерю дочери.
— Да, я уверена, но естественно, что они до сих пор еще думают о ней. — Матушка переменила тему:
— Очень многие верили, что с поражением Армады мы выбили испанцев с моря, но это не так. У них все еще сохранились опорные пункты в Америке, и сэр Уолтер Рейли, граф Камберленд, при поддержке Лондона собирает военный флот, чтобы атаковать их укрепления в Америке.
— Значит, опять будет война?
— Мы всегда будем воевать с испанцами, говорит твой отец. Они рассеяны по всему свету, у них везде есть территории.
— Но мы же победили великую Армаду?
— Да, слава Богу! Хорошо, если бы они выводили в море свои корабли только торговать — без пушек и оружия, потому что они не нужны будут им.
— Ты хочешь невозможного: чтобы все были миролюбивы, как ты.
— Если бы они были такими, никто не поднял бы руки на другого.
— Дорогая мама, было бы чудесно, если бы все так считали! Но люди так не думают, и я не сомневаюсь, что даже эта торговля принесет неприятности.