Ведьма отмщения
Шрифт:
– Ну не Шурочка же она, – хихикнул он, как дурак.
– Так что Лидочка? Ты утешал папу с Мишей, а она утешала тебя?
– Если бы! – воскликнул ее супруг не без сожаления. – Она вдруг куда-то растворилась.
– Ушла?
– Не совсем. Она вышла из комнаты, но не из квартиры. Где-то в недрах квартиры тестя была. Короче, я встретился с ней, когда она шла из прихожей.
– И? Что тебя насторожило?
– Поначалу ничего. Не обратил внимания. Так, досада какая-то поселилась. Теперь-то… Теперь-то вспомнил и сопоставил. Ах, тварь!!!
Володя
– Понимаешь, моя одежда висела не так, как я ее оставил. Как я всегда вешаю на вешалки куртки, плащи, пальто, если плечики отсутствуют? А, Маш? Как? Ты вот моя жена, ты знаешь. Скажи! – потребовал он.
– Ну-уу…
Честно, она уж и подзабыть успела. Дома в большом зеркальном шкафу в прихожей всегда болталась дюжина свободных плечиков. На случай гостей, на случай межсезонья. Вовка всегда аккуратно развешивал одежду, чтобы не задрался лацкан, чтобы пуговки напротив петелек. Для кашне и головных уборов отдельная полка.
– Ты всегда вешаешь, складывая рукава внутрь! – вспомнила она.
– Вот! – муж глянул победоносно. – А когда я вышел в прихожую, то рукава торчали в разные стороны. И карман… Внутренний карман был вывернут. Я, конечно, не обратил внимания, в суматохе этой… Ор, шум, я быстро оделся и на выход. А вечером, когда домой вернулся и сунул руку за ключами, то… То испачкался!
– В смысле?
– Ключи были грязными. Понимаешь?
– Нет. Ты что, в лужу их уронил?
– Ничего я не ронял! Зачем мне их вообще на улице доставать, Маш? Ты чего?
– Действительно, – кивнула она и хотела незаметно отодвинуться, но тут Вовкина рука хозяйски легла ей на плечи, разворачивая к себе.
– Понимаешь, ключи были в чем-то липком. Я их протер, конечно, влажной салфеткой. Убрал снова. Но след на салфетке… Он почему-то был зеленый!
– Володя, я ничего не понимаю. Куда ты клонишь?
Очередная попытка отодвинуться не привела к успеху, Вовка держал ее крепко. Но не потому, как она понимала, что близость ее ему была нужна. А потому, что опора требовалась. Крепкая надежная опора.
Я все решу, дорогая…
– А клоню я к тому, что след на салфетке наверняка остался от пластилина. Наверняка эта распутная сволочь сделала слепок с нашего ключа. И наверняка ее рук дело и звонки эти ужасные, и убийство Зои, и нападение на отца. Она же, как никто, заинтересована, Маш! Сергей Иванович ясно дал понять, что ноги ее не будет в его доме. И денег Мишке не даст. А деньги у него были!
– Откуда знаешь?
– Так я сам ему сколько раз рубли на валюту менял. Просто не говорил тебе. Сергей Иванович не велел. Иногда он сам менял. Иногда меня просил, если сумма большая была. Чтобы держать их в банковской ячейке или на депозите, он и слышать не хотел. Деньги были дома. – Володя сощурился и принялся перечислять, загибая методично пальцы. – Мишка знал, шалаве своей рассказал.
Она потрясенно молчала. Когда Зоя на что-то такое намекала в разговоре с ней, она пропустила мимо ушей ее оханье и аханье.
Зоя, Зоя, неужели ты погибла от рук сообщников этой ужасной женщины, которая рвется всеми силами стать женой Михаила?!
– Они ведь уже к нему в квартиру переехали! – продолжал надрываться Вова, тиская ее плечо. – Не удивлюсь, если аппарат искусственного дыхания отцу отключат через неделю!
– Здесь нужно и мое согласие, – вяло опротестовала Маша.
Врачи все чаще и чаще намекали на безнадежность его состояния. Она звонила в больницу почти каждый день. Новости были неутешительными.
– Спросят они тебя, как же! У них пока очень удачно получается тебя подставлять. Грамотно работают, ребята. Мы должны дать показания! Завтра же позвонишь этому своему… Шпагину, во! И все ему расскажешь. Я подтвержу слово в слово. Ишь ты, сначала твоя подруга, потом отец, теперь Виталик! Когда это стряслось-то?!
– Кажется, вчера. Вчера поздним вечером.
– Ох, ну хоть теперь-то у тебя алиби есть. Мы же с тобой весь вечер просидели дома, да? – И он дернул ее за плечо так, что в шее хрустнуло. – Да, Маш?!
«Его вчера дома не было, – вспомнила она. – Явился ближе к двум часам ночи, возбужденный, нервный. Все гремел чем-то, что-то отмывал, набрызгав воды на пол в ванной. А потом и вовсе затеял стирку». Утром она обнаружила на раскладной сушке его брюки, носки, трусы, рубашку и даже галстук.
– Да?! – Он нехорошо прищурился.
– Нет, Володя. Где ты был? И почему потом все стирал? Мыл обувь. Что… Что стряслось?!
Его ноздри раздулись, ладонь сползла с плеча и схватила Машу за подбородок.
– Ты, стерва, скажешь, что я был дома, поняла?! – Он дернул ее голову туда-сюда.
– Что произошло? – повторила Маша, хотя его хватка грозила ей синяками на подбородке. – Где ты был? Скажи мне, что ничего страшного не случилось! И тогда я скажу все, что от меня потребуется. Ну, Вова?!
– Где я был, значения не имеет. – Он словно сдулся разом, уменьшившись в размерах. Ладони упали на кровать. – Это никакого отношения ко всему нашему семейному дерьму не имеет. Никакого! И я… Я вчера был дома! Идет?!
– Идет, – согласилась она, а про себя подумала, что рыться еще и в его историях у нее просто не хватит сил.
Пусть сам. Пусть сам как-нибудь. Она ввязываться не станет.
Но не ввязаться не получилось. Шпагин на следующее утро, внимательно выслушав ее историю про вывернутые карманы и липкие ключи, скептически ухмыльнулся и спросил:
– Вы мне лучше расскажите, Мария Сергеевна, где ваш муж был позавчера вечером?
– Муж? – Ладони у Маши сделались липкими и противными, сразу захотелось их вытереть, а еще лучше вымыть. – Позавчера?