Ведьма. Истоки

Чередий Галина Валентиновна

– Что же, а я вот не готова брать за такое деньги. Забирайте их, уходите и забудьте сюда дорогу.

– Да как ты смеешь, девчонка сопли… – она зашипела змеей, но осеклась, нарвавшись на мой прямой взгляд.

– Прости… про… простите… – тут же сорвалась в слезы осточертевшая визитерка. – Ну, помогите мне, пожалуйста! Я чувствую, что с Сережей что-то случилось, понимаете? Он не узнал меня, и взгляд у него был… жуткий. А еще он все свои активы и имущество распродает, понимаете? Он свои предприятия с такой любовью поднимал, жил работой. Я, может, потому и… А сейчас все продает!

– То есть все идет к тому, что возвращаться

вам будет некуда, – язвительно констатировал Лукин. – С этого бы рассказ о беспокойстве и начинали бы.

– А что тут такого? Я право имею!

– Так! – хлопнула я ладонью по столу, обрывая новый виток скулежа, и скрипнула зубами от жжения в стесанной коже. – Вы уходите, Людмила. Сейчас же.

– Но…

– Но оставляете мне координаты вашего бывшего супруга. Мы с коллегой на него посмотрим, когда сможем, и решим, станем ли помогать. Не вам! – пресекла я ее попытку поблагодарить. – А человеку, если он в этом нуждается. Прощайте.

И, поднявшись со стоном, я побрела к выходу, не обращая больше внимания на слова женщины, ощущая во рту мерзкий привкус после этого разговора и острое желание искупаться.

Данила прав – я недостаточно обросла цинизмом, чтобы воспринимать такое без эмоций. И не факт, что когда-то обрасту. На такое нужны наверняка годы и годы. И хотеть, очевидно, нужно подобного, стремиться. А я пока не понимаю, зачем хотеть очерствевшую в ноль душу и окаменевшее сердце. В чем смысл дальнейшего существования тогда? В накоплении опыта и богатств?

Поднимаясь по лестнице, я на полпути встретила слугу в образе мини Делона.

– Ой, матушки-батюшки, опять ироды окаянные хозяйку измордовали! – всплеснул он ручками, махнув кружевными манжетами на рукавах. – Да чтобы их подняло, расперло да размазало, чужеядов насупых! Да чтобы им не елось-не пилось-от кошмаров не спалось, вымескам окаемным! Да чтобы…

– Альк, тормозни! И так голова уже раскалывается, – взмолилась я, останавливая этот поток гнева. – Я мыться и спать.

– А кушать как же? Я же глаз не смыкал, рук не покладал, ноги сбивал! – взвился слуга. – Щи наваристые готовил и ядрицу по-боярски! Разве ж тебя таким в этих ихних ресторациях бобынявых и кабаках фуфлыжных накормят, хозяйка? Гречу крупинка к крупинке выбирал, грибочки в семи водах мыл-мочил, капустку для щей сам рубил-солил, а хлебушек какой испек, ммм! Дух разве не чуешь по всему дому?

Невзирая на усталость и все пережитое, в желудке от его слов громко заурчало.

– Все равно я сначала отмыться. Потом посмотрим.

– А этого аще… гостя твоего зачастившего кормить без тебя надо? – обзываться и вести себя откровенно недружелюбно по отношению к ведьмаку Алька перестал, но любовью и гостеприимством не проникся.

– Надо, Алька. Он мне сытый и здоровый нужен.

Ага, подлечить быстро и обласкать обещал. А мне и то, и другое нужно. И второго внезапно прям сильно-сильно хочется.

“Окуни-и-ис-с-сь-погрузи-и-ис-с-ь с-с-силой целе-е-ебной напита-а-айс-с-ся” запела-зажурчала вода, едва я сунула пальцы под струю, настраивая температуру.

С долгим стоном, что начался как болезненный, но под конец стал блаженным, я улеглась на дно только начавшей наполняться огромной ванны. Вода не просто обтекала меня, согревая места ссадин и ушибов, а как будто даже разминала, как если бы там умело касались невидимые пальцы. После моих тренировок я тоже ощущала нечто подобное, но не так отчетливо. Хотя тут дело наверняка в том, что повреждения тогда были не такие значительные и чувствительность, соответственно, меньше.

– М-м-м, кайф-то какой, – протянула я, закрывая глаза, наслаждаясь тем, как постепенно утихает боль в ушибленной спине, как исчезает жжение в ссадинах.

Лежала и лежала, впитывая беспрерывный шепот-журчание и отстраненно отслеживая поразительное ощущение того, как говорящая со мной живая жидкость не только омывает мою кожу, но и непостижимым образом проникает сквозь нее, будто проходя свободной волной от макушки до кончиков пальцев, и вымывает не только боль, но и негатив, зацепившийся за разум и душу от происшествия в клубе и от визита гадкой бабы, а еще усталость и воспоминание о холоде. Стало так хорошо-хорошо, тихо, тепло, уютно, ничего не нужно, вот так бы лежать и лежать, не нуждаясь ни в ком и ни в чем, даже в новом вдохе. Звуков нет, забот не существует, единственное движение – мягкое течение, что укачивает как дитя в колыбели.

– Да блин! – выдохнула досадливо, резко выныривая из накрывшей полностью воды и садясь. – Нельзя так делать! Нельзя!

Я погрозила содержимому ванны пальцем, хоть и понимая, что это бесполезно. Вода никогда не перестанет пытаться заполучить меня всю и насовсем, это я уже успела понять. Как и я, похоже, не смогу перестать подспудно желать в ней полностью раствориться. Видимо, так работает наша связь. Может, с получением полной силы это как-то изменится, или я смогу влиять, запрещать эти заманивания? Кто бы знал.

– Да уйди ты с дороги, поперешник бестолковый! – услышала я голос Лукина из-за двери.

– Не велено было пущать. Кормить велено, а пущать бельма бесстыжие пятить на прелести хозяйские – нет.

– Пялить? Ага-ага! – хохотнул ведьмак. – Обещаю, бельма почти участвовать не будут. Серьезно, отвали с дороги, ветрогон деловой, и вали спать в свою конуру, нам с твоей хозяйкой пока любопытные зыркалы по углам ни к чему.

– А ты мне не господин, чтобы указаниями кидаться! Хозяйка не прикажет – не пущу. Совести у тебя нет, буслай ты бешеный! Утянул из дому целую-здоровую, а обратно привел всю замордованную-битую, да еще теперь с удом своим прешь неугомонным! Думаешь, не знаю я, что задумал ты, шинора волочайная?

– Тьфу, королобый ты какой! – подключился к спору густой бас домовика. – Не твое то дело все, потатуй тьмонеистовый! Зелье он несет целебное хозяйке, как творил его – сам видел и гридиенты искать пособлял! Ишь ты, встал поперек, мохнаткин страж зряшный! Чай, хозяйка сама не без ума, в своем дому решать ей одной, когда яриться, а когда гнать полюбовника!

Я собралась оборвать эти вечные препирательства сразу, но почему-то замешкалась, вдруг осознав: да не напрягает меня все это. Наоборот, это вроде как повышает уровень моего нового комфорта и уюта, где эти их забавные контры стали неотъемлемой частью быта. Частью моего нового дома, его атмосферы. У каждого человека, наверное, есть этот кокон уюта, в котором он рос, но однажды наступает момент, когда появляется иной, уже твой личный. Может, вовсе и не похожий на тот, изначальный, но и не должен же. Ведь ты – не твои родители, как бы ты их ни любил. И для тебя комфортно и нормально другое. Вот в моем “комфортно” – перманентные забавные склоки домашней нечисти и Лукина.