Ведьма
Шрифт:
— Ведь ты ж, тестюшка, не желаешь родной дочке зла? — вновь улыбнувшись, проговорил гость. — Так и не искушай Землицу редким дождичком. Объясни своей девчонке, что к чему. С какой стороны масло, а с какой — ржаной сухарь. Не мне тебе рассказывать, как оно бывает, когда у молодой жены сердце к мужу не лежит. Знаю я, что обо мне говорят. И не все лгут. Если не знает о том твоя дочка, растолкуй по-отечески. И тогда, если согласна она, — накрывай свадебные столы. Не согласна — мало ль княжонок с колечками да лоскутом земли, а не найдется согласной, так и книжница подойдет. У князя Милоша девок полный дом — не знает, солить, сушить или так раздать… Все равно сыну
Нехорошо смотрел ночной гость-балагур на Казимежа, холодно и зло, словно охотник, что к раненой дичи подбирается — уж знает, что обречена, да не взбрыкнула б. Пригляделся Проходимка к старому хозяину. Нет, не подранок Знатный, видно, охотник Злой человек. Не добивать, свежевать приехал.
Казимеж выдохнул, сплел пальцы в замок.
— Согласна Элька, — выдавил он нехотя, стараясь не смотреть в глаза гостю. — И мое слово каменное. Изломай меня радужная топь… да только вижу я, князюшка-зятек, что не все ты мне говоришь. Раз уж в главном порешили, так давай в малом все обговорим. Знаю, не нужно тебе приданого — все мои земли внуку достанутся, сыну твоему. Да я помирать не спешу. Дай слово мне, что Якуба не тронешь. Сам знаешь, он тебе не противник.
И скользнула в словах князя такая боль, словно напомнила о себе старая рана. Злой человек покачал головой:
— Эх, князь Казимеж, — проговорил он с беспощадной насмешкой. — Все обидеть норовишь дорогого гостя. Неужто ты думаешь, что мне нужна Якубова жизнь. Ему небось она и самому не слишком надобна. Если на рожон лезть не станет, воду мутить, если не будет от него угрозы и беспокойства — найдется ему место в Бялом и при моем наследнике. Будет жив, сыт, всеми почитаем. А ежели взбрыкнуть заохотится — тут уж не обессудь, тестюшка. Объясни сыну, как вести себя следует, и я слово свое сдержу.
— Сдержишь, — отозвался старый хозяин. — Ты всегда держишь. Только Землицей прошу, все, что было промеж нас раньше, — наш с тобой счет. Не губи детей. Мой долг — с меня бери.
Никогда не слышал Проходимка, чтобы хозяин так разговаривал. Куда вся гордость девалась хозяйская. Ссутулилась спина, заполнился тревогой и мольбой орлиный взор. Но Злой человек словно и не заметил перемены, расхохотался, похлопал братски князя по плечу.
— Возьму, если того пожелаю, — проговорил он. — Я руку твоей дочке предлагаю, Чернской княгиней хочу сделать. За это любая из Милошевых девчонок на косе бы удавилась. А ты говоришь — не губи! Насмешил ты меня, Казик. Помнишь, было время, звал я тебя так. Вот и сейчас пришла охота старое вспомнить. Давно это было. Вспомни, как ты меня называл?
— Помню.
— Владек. — Княжеский мучитель сверкнул улыбкой, блеснули в темноте ровные зубы. — Так и зови теперь, раз все решено, тестюшка.
Хоть и не боялся Проха людей, а от улыбки этой шерсть по хребту сама ощетинилась. Лют был Злой человек. Взглядом одним, казалось, из князя кровь выцеживал, выматывал душу тихим насмешливым голосом. Но не таков был князь Казимеж, чтобы без бою сдаваться. Горячая была в нем кровь, хозяев Бяломястовских. Самого Томаша Твердой Руки.
— Тогда был ты Владеком, а сейчас Чернский господин. Так и звать тебя буду, — отозвался он твердо, с трудом выдерживая взгляд гостя. — Велик мой долг, но не больше княжеской чести. Хочешь — взыщи с меня. Тебе ни книги, ни перстня, ни посоха для того не надо. Если же нет — так и не вспоминай. Дочь тебе отдаю. Давай о деле переговорим, чтоб недомолвок промеж нас не осталось. Разговору не оберешься, если за Эльжбету приданого не дам.
Проха, уже подползший совсем близко к заветной сумке толстолицего — с волшебной книгой да копченой свиной ножкой, заслышав последнее, зарычал было. Обиженный не столько словами хозяина, сколько прозвучавшей в них надеждой, что откупится он от гостя племенными собачками. Толстолицый оглянулся, подхватил с земли сумку и прижал к необъятному животу, погрозил Проходимке рыхлым кулаком. А Злой человек покачал головой. Не нужны были ему деньга, камни, холопы, собаки.
— Приданое хочешь дать? Мне, Черному князю Владу? — Он насмешливо приподнял бровь. — Пинту крови младенческой?.. Или ты не слышал, что я другой не пью… Не надо мне от тебя ничего, Казик. Я тебе по Землицын час благодарен буду за то, что ты для меня сделал. Ты мне глаза на силу мою открыл. Без тебя кем бы я был, мелким князьком, благодушным, ленивым да охочим до баб, был бы я Чернским государем, но с твоей легкой руки стал я Черным Владом. Так что ничего мне от тебя не надо. Нынче сила моя такова, что, пожелаю, все сам возьму. И низкий тебе за то поклон.
Гость насмешливо склонил голову. Толстяк, видно, все же слушавший господский разговор, заерзал, напоминая о себе господину.
— Что тебе, Коньо? — не глядя, бросил через плечо тот, кто желал, чтоб называли его Владеком.
Коньо припустил к хозяину мелкой рысью, лишив Проходимку последней возможности добраться до желанного лакомства. Проха приуныл, послушал вполуха, как шепотом совещаются гости, и потрусил прочь.
Уже сворачивая за угол, к кухне, он услышал:
— Есть в Черне одна надоба. Возьму за Элькой приданое. Небольшое, но учти, князь, за такое приданое и о тебе народ доброго не скажет. Не побоишься на одну черту с Кровавым Владом встать?
Казимеж кивнул: согласен, мол. Снявши голову, по волосам не плачут.
— Маги. Двое-трое, — четко, властно проговорил Злой человек. — Не ниже золотника, но лучше манусы. И с договором полного герба — подчинение жизнью. Можно каторжных…
Казимеж что-то заговорил в ответ, но Прошка уже не слышал. Из кухни потянуло свежим хлебом, шкварками… и собачий дух зашелся от радостного предвкушения. Девки, что при кухне, его не обидят. Подобраться поближе, как кухарка отвернется, и…
Глава 4
Получил, кажется, что хотел. Вот он — сытный куш.
Иной бы почел величайшим счастьем, Землице бы вечерню отслужил, с березовым ходом вокруг храма, обедами для бедноты и прочими приметами княжеской радости. Шуточное ли дело: получить в зятья самого Чернца. А на душе скверно, неспокойно, тягостно.
Откуда радости взяться.
Много лет ждал он, что придет за ним Кровавый Влад. Что вспомнит старое. Но нет, не так прост был Владислав Радомирович. Не станет он тратить людей и золото на бессмысленную войну. Ловок князь. С другой стороны решил зайти. К Эльке посватался.
Казимеж задумчиво преодолел гостевое крыло охотничьего дома и отправился к себе. Плясало на черном фитильке рыжее пламя свечи. Метались по сторонам тени. И в этих беспокойных тенях чудилась угроза.
Ноги сами повернули не в хозяйские покои, а налево, в небольшую спальню. В комнате было темно, но бяломястовский князь сразу понял, что его ждали. Белое пятно выделялось на фоне стены. Якуб Белый плат, наследник Бялого, сидел на постели. Не ложился — поджидал отца.
— Зажег бы свечу, Кубусь, — проговорил Казимеж.