Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
— Пощади! — Расчохранный парнишка с ошалевшими глазами упал перед ним на колени. — Смилуйся!
Ведьмак смилостивился, удержал руку, а предназначенный для удара напор использовал для разворота. Краем глаза увидел, как юнец вскакивает, увидел, что у него в руках. Геральт переломил оборот, чтобы развернуться в обратный вольт. Но увяз в толпе. Всего на долю секунды увяз в толпе.
И мог только видеть, как на него летит трезубец вил.
Огонь в топке огромного камина погас, в холле сделалось темно.
— Дьявольщина! — Эскель не выдержал, встал, отворил буфет. — «Чайку» или водку?
— Водку, — в один голос ответили Койон и Геральт.
— Ну конечно, — проговорил сидящий в тени Весемир. — Ну конечно, ясно! Утопите свою глупость в сивухе! Идиоты чертовы!
— Это был несчастный случай… — бухнул Ламберт. — Она уже справлялась на гребне…
— Заткнись, дурень! Слышать тебя не хочу! Говорю тебе, если с девочкой что–нибудь случилось…
— Она же прекрасно себя чувствует, — мягко прервал Койон. — Спит спокойно. Глубоко и здорово. Проснется немного побитая, вот и все. О трансе, о том, что случилось, вообще не будет помнить.
— Лишь бы вы помнили, — засопел Весемир. — Головы еловые! Налей и мне, Эскель.
Молчали долго, вслушиваясь в вой метели.
— Надо кого–нибудь позвать, — сказал наконец Эскель. — Надо притащить сюда какую–нибудь магичку. То, что творится с девочкой, — ненормально.
— Уже третий раз такой транс.
— Но впервые она говорила членораздельно…
— Повторите мне еще раз, что она говорила, — приказал Весемир, одним духом осушив кубок. — Слово в слово.
— Слово в слово не получится, — сказал Геральт, уставившись на уголья. — А смысл, если вообще есть смысл искать смысл в ее словах, таков: я и Койон умрем. Зубы будут нашей гибелью. Обоих нас убьют зубы. Его — два. Меня — три.
— Вполне вероятно, — хмыкнул Ламберт, — что нас загрызут. Любого из нас в любой момент могут погубить зубы. Однако если ее вещание действительно вещее, то вас двоих прикончат какие–то особенно щербатозубые чудовища.
— Либо гнойная гангрена от гнилых зубов, — покачал головой Эскель, сохраняя серьезность. — Только зубы–то у нас не гниют, вот какая штука.
— Я, — сказал Весемир, — повременил бы ехидничать.
Ведьмаки молчали.
Метель выла и свистела в щелях стен Каэр Морхена.
Расчохранный парнишка, словно испугавшись содеянного, выпустил из рук древко, ведьмак закричал от боли, согнулся, древко воткнувшихся в живот трехзубых вил перевесило, а когда он упал на колени, зубья выскользнули из тела, упали на брусчатку. Кровь хлынула с шумом и плеском, достойными водопада.
Геральт хотел было подняться с колен. Вместо этого перевернулся на бок.
Окружающие его звуки сделались громче и раскатистее, он слышал их так, словно голова его была под водой. Видел тоже нечетко, перспектива была нарушенной, геометрия окружающего пространства — ложной.
Но
«Стойте, — хотел он крикнуть. — Куда вы! Хватит того, что я всегда мочусь против ветра!»
Но крикнуть не смог. Голос задавил поток крови.
Дело шло к полудню, когда чародейки добрались до Ривии и внизу, на продолжении большака, сверкнула зеркалом поверхность озера Лок Эскалотт, загорелись красные крыши замка и города.
— Ну, приехали, — отметила факт Йеннифэр. — Ривия. Удивительно, как петляют и сплетаются судьбы.
Цири, долгое время очень возбужденная, заставила Кэльпи плясать и отбивать дробь копытами. Трисс Меригольд незаметно вздохнула. То есть ей казалось, что незаметно.
— Ну–ну. — Йеннифэр скосила на нее глаза. — Какие–то странные звуки вздымают твою девственную грудь, Трисс. Цири, поезжай вперед, проверь, что там к чему.
Трисс отвернулась, полная решимости не провоцировать сама и не дать спровоцировать себя. Впрочем, на эффект она не рассчитывала. Уже долгое время она ощущала в Йеннифэр злость и агрессию, усиливающиеся по мере их приближения к Ривии.
— Ты, Трисс, — ядовито бросила Йеннифэр, — не красней, не вздыхай, не распускай слюни и не верти задом в седле. Думаешь, почему я поддалась на твою просьбу, согласилась, чтобы ты поехала с нами? Согласилась на чреватую шикарным обмороком твою встречу с бывшим любовником? Цири, я же просила — продвинься немного вперед. Дай нам побеседовать!
— Это монолог, а не беседа, — дерзко ответила Цири, но под грозным взглядом Йеннифэр тут же капитулировала, свистнула Кэльпи и галопом помчалась по большаку.
— Ты не едешь на встречу с любовником, Трисс, — продолжала Йеннифэр. — Я не настолько благородна и не столь глупа, чтобы предоставить тебе такую возможность, а ему искушение. Только один раз, сегодня, а потом я позабочусь, чтобы у вас обоих не было ни искушений, ни возможностей. Но сегодня я не откажу себе в сладком и извращенном удовольствии. Он знает о сыгранной тобой роли. И поблагодарит за это своим знаменитым взглядом. А я буду смотреть на твои дрожащие губы и трясущиеся руки, буду слушать твои неловкие извинения и оправдания. И знаешь что, Трисс? Я буду млеть от удовольствия.
— Я знала, — буркнула Трисс, — что ты этого не забудешь, что станешь мне мстить. Я пошла на это, потому что действительно виновата. Но одно я должна тебе сказать, Йеннифэр. Не очень–то рассчитывай на то, что тебе удастся млеть от удовольствия! Он умеет прощать.
— То, что сделано ему, верно, — прищурилась Йеннифэр. — Но он никогда не простит тебе того, что вы сделали Цири. И мне.
— Возможно, — сглотнула Трисс. — Возможно, и не простит. Особенно если ты приложишь к этому руку. Но измываться не будет наверняка. До этого он не унизится.