Ведьмак. Дорога без возврата
Шрифт:
Цири снова откинула волосы, и, скрытая раньше пепельными прядями, блеснула серебряной белизной широкая полоска у виска.
Тогда у нее поседели волосы.
– Там у меня свои счеты, – прошипела она. – За Мистле. За мою Мистле. Я отомстила за нее, но одной смерти за Мистле мало…
«Бонарт, –
– Береги себя, – шепнул он.
– Предпочитаю, чтобы береглись другие, – зловеще усмехнулась она. – Это гораздо важнее… По большому счету.
«Я уже никогда не увижу ее, – подумал он. – Если она уедет, я ее уже никогда не увижу».
– Увидишь, – сказала она и улыбнулась, и была это улыбка чародейки, а не ведьмачки. – Увидишь, Геральт.
Она вдруг вскочила, высокая и худощавая, как мальчишка, но ловкая, как танцорка. Одним прыжком влетела в седло.
– Йаааа, Кэльпи!!!
Из-под копыт кобылы брызнули искры, выбитые подковами.
Из-за угла стены высунулся Лютик с перевешенной через плечо лютней и двумя огромными кубками пива в руках.
– Получи и напейся, – сказал он, присаживаясь рядом. – Это поможет.
– Не знаю. Йеннифэр пообещала, что если от меня будет нести…
– Пожуешь петрушки. Пей, подкаблучник.
Долгое время они сидели молча, медленно прихлебывая из кубков. Наконец Лютик вздохнул:
– Цири уезжает, верно?
– Да.
– Я так и знал. Слушай, Геральт…
– Помолчи, Лютик.
– Ну, ну.
Они молчали снова. Из кухни тянуло ароматом жареной дичи, крепко приправленной можжевельником.
– Что-то кончается, – с трудом проговорил Геральт. – Что-то кончается, Лютик.
– Нет, – возразил поэт. – Что-то начинается.
IX
Послеобеденное время прошло под знаком всеобщего плача. Началось с эликсира красоты. Эликсир, а точнее – мазь, именуемая «феенглянцем», а на Старшей Речи – «гламарией», и изготовляемая из мандрагоры, если ею умело пользоваться, удивительно подправляла красоту. По просьбе гостящих в замке дам Трисс Меригольд приготовила достаточное количество гламарии, и дамы приступили к косметическим священнодействиям. Из-за запертых дверей комнат доносились всхлипывания Цириллы, Моны, Эитнэ и Нюни, которым гламарией пользоваться запретили – такой чести удостоилась лишь самая старшая дриада, Моренн. Громче всех ревела Нюна.
Этажом выше всхлипывала Лили, дочка Даинти Бибервельта, так как оказалось, что гламария, как и большинство чар, вообще не действует на хоббиток и низушек. В саду, в кустах терновника, лил горькие слезы медиум женского полу, не знавший, что гламария приводит к мгновенному отрезвлению и сопутствующим оному явлениям, в частности, глубокой меланхолии. В западном крыле замка плакала Анника, дочка войта Кальдемейна, которая, не зная, что гламарию надлежит втирать под глаза, съела свою часть, и у нее открылся понос. Цири получила свою порцию гламарии и натерла ею Кэльпи. Кэльпи залоснилась еще крепче.
Конец ознакомительного фрагмента.