Ведьмин холм

Хорнанг Э.

Я дернул за засов, не задумываясь, но люк не поддавался. Затем я вылез из ямы за киркой, которую Делавойе принес вместе с лопатой, и одним концом кирки через кольцо мне удалось сделать небольшой рычаг. Было труднее вставить лопату туда, где начинались старые бревна, все еще держа их врозь, но когда это было сделано, я мог соединить оба орудия вместе. В люке не было замочной скважины, только изъеденное временем кольцо и пара петель, похожих на тюремные прутья, и все же, как крепко держались эти старые болты и вековое дерево! Только воткнув кирку в щель, проделанную лопатой, и ловя каждую по очереди и обе сразу, я, в конце концов, достиг своей цели. Я услышал, как засов звякнул о твердую землю внизу, и в следующее мгновение увидел

его лежащим на дне круглой кирпичной ямы.

Все это заняло, должно быть, гораздо меньше времени, чем потребовалось для описания, потому что Делавойе не вернулся, чтобы заглянуть вместе со мной в колодец, который никогда не предназначался для воды. Он не имел ни ширины, ни глубины обычных колодцев; с одной стороны стояла старая лестница, а с другой – высокое солнце светило прямо в устье ощутимого туннеля. Он шел в направлении конских каштанов, и в следующий миг я уже был в нем. Воздух был невыносимо спертым и в то же время грязным; спичка горела достаточно хорошо, чтобы показать подковообразный проход, по которому человек среднего роста мог бы идти прямо. Он был заложен кирпичом, как колодец, и забрызган каким-то отвратительным наростом, который превратился в липкую мазню, прежде чем я осознал размеры прохода. Я чиркнул второй спичкой о брюки, и она, как по волшебству, погасла, когда Делавойе в сильном волнении окликнул меня с лужайки наверху.

Он был менее взволнован, чем я ожидал, услышав о моей находке, и присоединился ко мне только на минуту перед обедом, который он настоял на том, чтобы мы все еще съели, чтобы держать слуг в неведении. Но он не сводил блестящих глаз с голландских стульев через открытое окно и был полон планов и объяснений. Конечно, мы должны исследовать проход, но вначале мы дадим возможность спертому воздуху улетучиться. Он говорил о каком-то турецком летнем домике или павильоне, упоминаемом в неких анналах Ведьминого холма, которые он для развлечения пролистал в местной бесплатной библиотеке. С той точки зрения, которую он обнаружил, такого сооружения не было видно; возможно, это и было его место; а провалившийся пол мог быть фальшивым подвалом, специально предназначенным для того, чтобы скрыть люк, или же построенным над ним каким-нибудь недостойным преемником великого веселого лорда.

– Он был как раз из тех старых охотников, которые сами выбираются из дома, Гиллон! Он мог захотеть этого в любой момент; он, должно быть, был готов к худшим ночам в своей жизни, потому что я могу сказать вам, что они повесили бы его, в конце концов, если бы он не был слишком быстр для них со своим собственным пистолетом. Вы не знали, что он такой плохой? Это не то, чем может похвастаться семья, и я не думаю, что ваши люди из Поместья будут рассматривать это как аттракцион. Но я кое-что читал об этом умном старичке, и мне кажется, что мы наткнулись на место самых ярких его моментов!

– Мне бы хотелось исследовать этот туннель.

– Так и будет.

– Но когда?

Мы проглотили наш обед, и я осушил кувшин, который мой необычный хозяин нес всю дорогу, но я уже опаздывал на самую неудачную встречу с потенциальными арендаторами, и это был только последний взгляд, который я мог бросить на свою не столь неблагородную работу. Это была действительно хорошая яма для новичка, и могильщик не мог бы нагромоздить землю гораздо плотнее. Трудно было оставить следующий этап приключения даже такому славному парню, как молодой Делавойе.

– Когда? – Повторил он с удивленным видом. – Ну, конечно, сегодня вечером; вы же не думаете, что я собираюсь исследовать его без вас?

Я уже обещал не говорить об этом мистеру Мушкетту, когда он заглянет ко мне в контору по дороге со станции, но это было единственное наше соглашение.

– Мне показалось, вы сказали, что не хотите, чтобы миссис Делавойе видела вход в яму?

Это было его собственное выражение, но оно заставило его улыбнуться, хотя и не заставило меня.

– Я,

конечно, не хочу, чтобы моя мать или сестра видели один конец, пока мы не увидим другой, – сказал он. – Они могут сказать об этом слишком много. Я должен как-нибудь прикрыть это место, пока они не вернулись, но я скажу им, что вы придете сегодня вечером, и когда они поднимутся наверх, мы, естественно, выйдем сюда, чтобы выкурить последнюю трубку.

– Вооруженные фонарем?

– Нет, полный карман свечей. И не одевайтесь, Гиллон, потому что я не одеваюсь, даже когда не собираюсь в недра земного шара.

После этого я побежал на встречу, но потенциальные арендаторы нарушили свои обещания и заставили меня ждать весь этот огненный день. Я могу закрыть глаза и пройти через все это снова, и увидеть каждый дюйм моей липкой маленькой тюрьмы возле станции. В жару ее обильная лакировка приобрела клейкое качество, столь же губительное для мух, как птичья известь, и там они застревали насмерть, чтобы расплатиться со мной. Не было необходимости прикреплять к стенам какие-либо надписи, их просто клали на лак, и в то утро, когда молодой Делавоей в белом прислонился к стене, ему пришлось отлепиться, как от штукатурки. В то утро! Казалось, это было несколько дней назад, но не потому, что я еще не встречался с каким-то великим приключением, а потому, что вся атмосфера этого места была изменена открытием родственной души. Не то чтобы мы были от природы близки по темпераменту, вкусам или чему-то еще, но наша общая молодость и потребность в каждом спутнике, приближающемся к его собственному типу. Мы смотрели на вещи под другим углом, и когда он улыбался, я часто задавался вопросом, почему. Мы могли бы встретиться в городе или в колледже и никогда больше не искать друг друга, но отдельные невзгоды загнали нас обоих в одну и ту же скучную гавань: одного – из Египетской гражданской жизни, едва не погубившей его, другого – из лучшей школы Шотландии в Земельное агентство. Мы должны были извлечь друг из друга максимум пользы, и я, со своей стороны, с нетерпением ждал возобновления нашего знакомства даже больше, чем продолжения нашего прерванного приключения.

Но я ни в коем случае не стремился познакомиться с женщинами моего нового друга; не будучи дамским угодником, я был склонен скорее возмущаться существованием этих добрых дам, отчасти из-за того, что он сказал о них в связи с нашим предстоящим предприятием. Был уже довольно поздний вечер, когда я вышел из одного из номинально пустых домов, где поселился у еще более скромного слуги Поместья, и спустился в дом № 7 с некоторой надеждой, что его хозяйка, во всяком случае, уже удалилась. Почти к своему ужасу я узнал, что все трое находятся в саду за домом, куда меня снова провели через маленькую столовую с массивной мебелью.

Миссис Делавойе была хрупкой женщиной с добрыми, но нервными манерами; дочь успокоила меня, но я едва мог разглядеть их обоих в тусклом свете из французского окна, за которым они сидели. Однако мне больше хотелось увидеть "устье ямы", и в мягком звездном свете бархатной ночи я разглядел два голландских стула, лежащих лицом вниз над шахтой.

– Это так утомительно со стороны моего брата, – сказала мисс Делавойе, проследив за моим взглядом с обескураживающей быстротой. – Как раз когда нам нужны наши садовые стулья, он их лакирует, и они лежат непригодные!

Мне никогда не было трудно выглядеть невозмутимым, но в данный момент я избегал взгляда. Она достаточно сильно старалась услышать его дерзкую защиту.

– Ты все лето твердила мне о них, Эми, и я почувствовал, что наконец-то наступила настоящая жара.

– Не понимаю, Уво, зачем ты их туда положил, – заметила мать. – Они не высохнут лучше от росы, мой дорогой мальчик.

– Во всяком случае, они не превратят траву в безнадежное месиво! – возразил он. – Но зачем лакировать наши грязные стулья на публике, мистер Гиллон с большим удовольствием послушал бы соловьев, я уверена.