Ведьмин огонь

Клеменс Джеймс

При этих словах Фардайл вскочил и прыжком оказался рядом с братом.

Могвид задохнулся от ужаса. Огры будут здесь! Много огров!

Но, увидев такую реакцию, Толчук поспешил признаться:

— Этой ночью я должен покинуть родину, и, если хотите, пойду с вами. Я защищу вас и помогу спрятаться в укромных местах.

Путешествовать в компании с огром? Во рту у Могвида пересохло. Но Фардайл смотрел ему прямо в глаза:

Чем больше волков, тем сильнее стая.

Могвид кивнул, но все никак не мог оторвать глаз от длинных желтоватых клыков.

Ладно, теперь мы пойдем вместе и будем надеяться, что один из членов стаи не сожрет остальных.

Толчук смотрел на обоих братьев через огонь костра. Они много прошли в эту ночь и теперь остановились отдохнуть на несколько часов до рассвета.

Брат-волк уже лежал, свернувшись кольцом, уткнув нос в полосатый хвост, и лишь его сломанная лапа была вытянута по направлению к костру. Толчук видел, как ровно вздымается его грудь — Фардайл спал.

Но второй брат лежал на расстеленном одеяле по ту сторону костра, и по блеску его глаз Толчук понял, что тот не спит. Значит, он все же не доверяет ему, Толчуку, и это было обидно.

— Надо спать, — тихо сказал он, с трудом подбирая слова. — Я буду сторожить. Мне не надо спать много.

— Я не хочу, — ответил Могвид совершенно усталым голосом, выдававшим его ложь.

Толчук промолчал и стал изучать это странное существо. Как все-таки хрупок человеческий род! Какие тоненькие ручки, словно у паука, а грудь такая узкая, что непонятно, как он вообще дышит!

— Впереди тяжелый день, — все же снова предпринял он попытку уговорить человека. — Впереди еще два дня пути, а вокруг горы, перевалы, ущелья.

— А что потом?

— Не знаю, — честно ответил Толчук, и брови его взъерошились от напряжения. — Я сам ищу ответов. Когда я встретил вас, то подумал — это знак. Мы не просто так встретились. А вы оказались всего лишь заблудившимися путешественниками.

Могвид зевнул, выворачивая челюсти:

— Мы, к сожалению, тоже ищем ответа.

— На что?

— Почему мы не можем больше менять обличье.

— А вы не можете?

— Нет. Это был… несчастный случай… и мы застыли в этих обличьях. Как и ты, мы с братом путешествуем, пытаясь найти способ, как освободить наши тела. Мы ищем город магии в стране людей, город под названием Алоа Глен.

— Но ваше путешествие опасно. А почему вам не нравится ваши нынешние обличья? Жили бы себе и не печалились?

Но при этих словах Толчук увидел, как губы Могвида презрительно скривились.

— Мы сайлуры. И если мы останемся в одном и том же обличий более четырнадцати лун, то забудем, кто мы. А я не хочу этого забывать — а больше всего на свете я не хочу быть человеком! — Могвид почти выкрикнул эти последние слова, и Фардайл во сне тревожно завозился.

Толчук нахмурился, почесал когтем подбородок и счел за лучшее сменить тему разговора, так взволновавшего его спутника.

— Твой волк… то есть твой брат… знаешь, он все шлет мне одно и то же, одно и то же: волк видит брата. Какого брата? Кто видит? Я ничего не понимаю.

Могвид заколебался, но лежал неподвижно, и если бы не отблеск огня в его неприкрытых глазах, Толчук мог бы подумать, что он заснул.

— А что, все огры такие, как ты? — неожиданно вопросом

на вопрос ответил Могвид.

Вопрос этот застал Толчука врасплох. Неужели его уродство так бросается в глаза? Даже посторонним?

— Нет, тихо признался он. — Я ублюдок, полукровка. Во мне смешалась кровь огров и людей.

Но то, что вдруг после этих его слов сказал сайлур-человек, поразило Толчука, как громом:

— Ты ошибаешься, огр. Ты наполовину не человек, а сайлур.

— О чем ты это?!

— Я знаю охотников и других обитателей Западных Равнин. В тебе нет человеческой крови, огр. Ни один человек не может понимать и не понимает внутреннего языка сайлуров. А ты понимаешь. Твои глаза… они точно такие же, как наши. В тебе течет наша, а не человеческая кровь.

Толчук сидел недвижим, сердце его едва колотилось, по всему телу пробежала дрожь. Он вспомнил смущение Триады при своем вопросе о смешанной крови. Они сказали, когда шептались между собой, — «он не знает». Так, значит, Триада знала, но почему-то не открыла ему правды.

Слова Могвида пахли правдой — это Толчук чувствовал точно, особенно после того, как убедился в хрупкости и слабости человеческого тела. Человеческая женщина не могла стать женою огра, их самки были плотны и очень широки в кости, да и те порой не выдерживали веса и любовных объятий крупных самцов. Поэтому огры держали целые гаремы: если умрет одна, останутся другие.

Толчук уронил голову на руки и задумался. Значит, это сайлур обратился в форму их самки и принял в себя его огромного отца. Но было ли это сделано специально, или она тоже как-нибудь закаменела в этом обличии и забыла свое прошлое? Этого ему уже никогда не узнать. Его мать умерла в родах — или, по крайней мере, ему так представили это дело. Но где же правда?

Могвид, вероятно, почувствовал смятение огра.

— Ты… ты прости, что я… — с трудом выговорил он, боясь наказания за столь ужасное, быть может, оскорбление.

Но Толчук молча поднял руку, останавливая его. Слова застряли у него в горле, и он только безмолвно смотрел теперь на двух братьев, которых отделял от него костер. Значит, он свой и здесь? И это тоже его дом? Но ни тут, ни там он никогда не будет своим полностью, ни у тех, ни у этих. Половина огра в нем всегда будет пугать и раздражать сайлуров, а уж про половину сайлура для огров и говорить нечего.

Толчук увидел, как Могвид завернулся в одеяло и натянул его край на голову. Огонь грел плохо, ночь стояла уже по-настоящему зимняя. Огр-сайлур смотрел на мерцавшие в просветах туч звезды. Костер пожирал последние поленья.

Никогда еще юный огр не чувствовал себя таким одиноким.

Но уже назавтра Толчук пожалел о своем одиночестве. Нежданно-негаданно все горные тропы оказались просто запружены народом. Он продумал над словами Могвида всю ночь напролет, и только необходимость затушить костер и убрать место стоянки оторвали его немного от этих мыслей. Но бессонная ночь измотала Толчука так, что бдительность его притупилась, и уже через час после выступления на них обрушилось трое огров с ближайшего холма, а он никак не успел ни спрятать, ни даже предупредить своих компаньонов.