Ведьмина звезда, кн. 2: Дракон Памяти
Шрифт:
– Эй, эй! – закричал вдруг Морд, и в его голосе была такая смесь радости и испуга, что Хагир со всех ног кинулся к нему, перепрыгивая через лежащих, как олень.
Гранн тащил за плечи неподвижное тело. Хагир сперва удивился, зачем тому понадобился кто-то совершенно незнакомый, но потом увидел под мертвецом на земле знакомые плечи и короткую полуседую бороду. Вебранд был жив и дергал головой, но поднять ее не мог. Его глаза были выпучены, рот открыт, и через угол рта текла быстрая красная струйка. Хагир присел рядом и сдавленно вскрикнул: в груди Вебранда торчал длинный нож, погруженный до половины клинка.
Хагир
Вебранд действительно хотел что-то сказать. Он увидел и узнал Хагира, и Хагир знал, что он-то и нужен Вебранду, если в таком положении еще кто-то может быть нужен. Глаза умирающего вылезали из орбит, левая рука слабо дергалась, тянулась к груди. Хагиру казалось, что надо произнести какие-то слова, сказать что-то самое важное, но он не мог ничего придумать, да и знал, что не надо ничего говорить, что для Вебранда ничего важного тут, на земле, уже нет. Драгоценные мгновения стремительно утекали, было лихорадочное желание поймать их и как-то использовать, но чувство подсказывало, что суетиться уже не надо, что это бесполезно и ни к чему.
Вебранд поднял-таки руку и слабо дернул верхнюю рубаху возле ворота. Ткань, прижатая клинком, не поддавалась.
– Тише, тише! – бессмысленно бормотал Хагир. Ощущение было нелепое: Вебранд должен быть мертвым. Он уже мертв, и это движение – обман…
С коротким стоном, скорее досады, чем боли, Вебранд отчаянно дернулся, перевалился на бок. Хагир понял, что он хочет подняться, и перетащил его к себе на колени. Голова и плечи гранна казались тяжелыми, как камень, кровь изо рта побежала сильнее и залила Хагиру колени. Даже через кожаные штаны она показалась горячей. Левая рука Вебранда рывками подползла к горлу, уцепилась за что-то. Вебранд задушенно всхрапнул, и в этом звуке не осталось уже ничего человеческого; кровь изо рта хлынула потоком, тело дернулось и как-то разом отяжелело.
– Умер, – шепнул Лэттир, стоявший на коленях рядом с Хагиром. – Старик наш…
– А я думал, он бессмертный… – пробормотал Хагир, сам себя не слыша и не понимая.
Ему не верилось. Это было слишком неожиданно, невероятно. Вебранд Серый Зуб, полуоборотень, гроза торговых кораблей, погиб в битве двух чужих конунгов… Что ему до квиттинской войны? Хагир привык считать эту вражду и эту битву своей, и хотя Вебранд столько говорил о мести Хрейдару за свою дружину, в сознании Хагира он все же стоял в отдалении от его вражды с фьяллями. А значит, ему эта вражда как бы ничем не грозила. Его смерть казалась нелепой ошибкой, хотелось спросить кого-то – он-то здесь при чем? Но битва сожрет всех, до кого сумеет дотянуться…
Рука Вебранда все еще держалась возле горла. Хагир склонился к ней: мертвые пальцы зацепились за кожаный шнурок. Амулет? Потянув за шнурок, он вытащил из-под рубахи что-то округлое, тускло блестящее, похожее на старое серебро…
На его ладони лежала небольшая застежка в виде змеи, свернувшейся кольцом. Да, гранны ведь почитают Мировую Змею, и у них все со змеиными узорами: оружие, украшения… Вид ее показался знакомым. Когда-то давно Хагир уже видел такую застежку. Разве Вебранд показывал ему свой амулет? Вроде бы нет… И не Вебранд это был…
Вид застежки вызывал воспоминания о чем-то совсем другом, очень далеком и от Вебранда,
Но все же стало чуть легче: мысль о Хлейне была как журчание чистого ручейка, и все существо Хагира, измученного и грязного внутри и снаружи, стремилось к этому ручейку. До него так далеко, но все же он есть на свете, и от этого чуть легче жить…
– Не успел, – шепнул Лэттир.
Он тоже сидел на земле и не сводил глаз с лица мертвого вожака. По его щеке ползла капля воды, и Хагир заметил ее с недоумением: разве идет дождь? Вроде сухо… Но парень как-то странно дернул носом, капля побежала быстрее, и Хагир сообразил. Они любили его, он был вторым отцом для каждого из своих хирдманов.
– Что – не успел? – сдавленно спросил Хагир.
– Дочкой распорядиться, – ответил Морд, застывший и растерявший всю живость проворной куницы.
– Какой дочкой?
– Ну, своей. У него же дочка есть. Это ее застежка. То есть от жены. От той, что у кваргов увез.
– У кваргов? – Хагир хмурился. Он понимал, что ему говорят важные и значимые для него вещи, но не мог найти им места в своей голове.
– Ну, да. Я не знаю… – Морд пожал плечами. – Давно, я тогда не здесь… не с ним был. У него дочка где-то у кваргов живет, и у нее вторая застежка. И уговор, что он сам ей жениха найдет и с этой застежкой отправит. А если кто еще захочет ее взять, значит, должен к нему с застежкой прийти и биться. Он говорил, дескать, сам проверю, чего он стоит. Уговор такой. Она у конунга воспитывалась, что ли…
– Чтоб я сдох…
Хагир склонил голову и оперся лбом о кулаки. Он все вспомнил, и огромное открытие придавило его к земле. Хлейна! У нее на груди была приколота точно такая же застежка, и он еще удивлялся, зачем она нужна, когда платье держится на двух больших, золоченых, роскошных и дорогих. Она сама же… «Я знаю: мой отец оставил у себя одну застежку моей матери, пару вот к этой. И взял клятву, что Гейрхильда выдаст меня замуж за того, кто покажет…» Сам же объяснял это Фримоду ярлу… Зелено-золотистая роща Бальдра, где они встречались после похода к мысу Ревущей Сосны. Ее большие светло-карие глаза, совсем близко, и легкое, кипучее чувство счастья… Хагир снова ощутил на своих плечах руки Хлейны, такие легкие по сравнению с этими окровавленными засохшими лоскутами… И сам воздух стал чище и светлее, в лицо веяло пьянящей свежестью ранней осени и молодой, чистой, незамутненной жизни, полной надежд на достойное исполнение долга, на любовь, согласие и счастье…
Выпрямившись, Хагир всмотрелся в мертвое лицо Вебранда. Было чувство маленького, но непоправимого опоздания, хотелось разбудить его, окликнуть: подожди еще чуть-чуть, одно мгновение не уходи, только миг, я должен сказать тебе самое важное… Я понял, что я должен был тебе сказать… Но нет, его не догонишь. На лице погибшего все больше утверждалось каменное спокойствие, только рот был чуть оскален и в углу застыла кровавая струйка. Кровавый ручеек подсыхает в полуседой бороде, кожа бледнее обычного, морщины углубились, глаза застыли… Ветерок теребит уцелевший стебель вереска и с ним пушистые пряди полуседых волос Вебранда. Рядом с неподвижностью тела и лица это оживление одних волос яснее ясного говорит о смерти целого. «Хе-хе»… больше никогда…