Ведьмина звезда. Книга 2: Дракон Памяти
Шрифт:
«Ты еще молодой» говорят человеку, когда ему под пятьдесят. Хагир мельком отметил это и не вспомнил, сколько же ему лет. Он чувствовал себя безнадежно старым. Он смыл с себя кровь и пыль вересковой пустоши, Гудрун дала ему новую одежду – вплоть до башмаков, поскольку подошва у правого старого оказалась распорота. На лезвие наступил, что ли? Увидела бы его сейчас Тюра, опять спросила бы: «Что же вы так долго? Когда ты что-нибудь ел?»
Тюра… Хорошо знакомое лицо смотрело из какой-то другой жизни. Она ушла, забрав из старого все лучшее, что имела, взяв в приданое тот бронзовый котелок на копытцах, который казался ей ценнее золоченых кубков, чтобы в нем до скончания века грели кашку детям. Дети вырастут, уйдут и сложат головы в новых битвах, а
Но у него еще имелись цели в жизни. Три важных дела: кубок – Бергвид, Вебранд – Хрейдар, застежка – Хлейна. Помнилось примерно так.
Через день Хагир попрощался с Гудрун и Донбергом и уехал к побережью, надеясь догнать Бергвида и фьяллей. Но на побережье было пусто, корабли исчезли. Правда, «Змей» остался, и Хагир обрадовался ему, как живому дорогому товарищу. Рыбаки рассказали, что фьялли уплыли на север, а Бергвид конунг отправился на юг. «Он хочет набрать людей и оружия», – говорили рыбаки, но Хагира это уже не занимало. Он знал одно: Хрейдар уплыл на север, а Бергвид – на юг. Куда теперь? Два дня Хагир просидел возле «Змея», глядя в море и невольно пугая людей своим отрешенным лицом. Хирдманы ловили рыбу и охотились: куда бы вожак ни повел их, что-то есть по пути надо будет в любом случае. Сам Хагир ничем не мог заниматься. Он не думал, не размышлял, а просто ждал, пока решение всплывет.
И оно всплыло. Кубок – серебряный, ему все равно. Вебранд был живой, и дух его жив в Валхалле, и ему далеко не все равно, будет ли он достойно отомщен. У него нет сына, а муж его дочери никогда за это дело не возьмется… Да и при чем он здесь, Фримод ярл? У него своя жизнь. Даже если бы он и хотел, Хагир ни за что не уступил бы ему эту обязанность.
И «Змей» поплыл на север. Двадцать человек на тридцать весел – не слишком много, и плыть полный день получалось только под парусом при попутном ветре. Без ветра двигались от силы полдня, часто останавливались на отдых. Хагира мучило ощущение пустоты: весь корабль напитался духом Вебранда, его присутствие здесь ощущалось буквально кожей, как будто он стоит рядом и его рука лежит у тебя на плече. Даже у Хагира на глазах выступали слезы, когда он брался за Вебрандово весло: даже не от горя, а просто от ощущения невидимой, непостижимой грани между ним, живым, и тем, кто от него ушел. Эта грань резала душу, и привыкнуть к ней никак не удавалось.
По пути завернули в Березовый фьорд и два дня прожили у Торвида Лопаты. Как рассказал Торвид, после неудачного похода на Березняк Хрейдар Гордый, лишившись своего корабля, забрал «Волка» у Ульвмода Тростинки, того самого «Волка», на котором Хагир и Бьярта год назад совершили столько славных подвигов.
– А к Березняку мы не ходим, – говорил Торвид. – Там, рассказывают, призраки по ночам…
И Хагир не ощущал ни малейшего желания видеть груду угля, оставшуюся от усадьбы. Его прошлое лежало в этих углях, и он не хотел к нему возвращаться. Все его мысли сосредоточились на будущем. Будет ли у него хоть какое-то будущее – это сейчас зависело от того, как он сумеет выполнить свой долг перед Вебрандом. Долг перед племенем квиттов выполнить не удалось. «Отлив», говорил Вигмар Лисица. Время не пришло, силы племени не собраны, оттого-то стремление ко благу оборачивается проклятием и приносит одно зло. Но то желанное время никогда не придет, если каждый не будет стремиться выполнить хотя бы свой личный, свой человеческий долг, для которого не бывает отливов. И хотя бы долг мести за своего странного побратима Хагир должен был выполнить как подобает. Тот погиб в битве с врагами Квиттинга, и за него Хагир, обещавший отдать всю жизнь этой борьбе, должен будет отомстить, чтобы иметь право жить дальше, уважать себя и ждать прилива.
Постепенно забираясь все дальше на север, к концу «высокого месяца» «Змей» уже очутился вблизи от Аскефьорда. Расспрашивая по пути, Хагир знал, что Хрейдар Гордый со своей дружиной проплывал здесь, опережая его не слишком на много, дней на десять. Но до зимы еще далеко, доблестный вождь может отправиться куда угодно. Наверняка в усадьбе конунга знают его замыслы, ведь миновать ее он никак не мог.
– Не страшно? Все-таки к фьяллям плывем? – беспокоился Трёг. Старого ворчуна никакие беды не брали, он вышел невредимым из всех битв, и Хагир теперь дорожил им, потому что Трёг был сыном старого Вебрандова воспитателя. – У вас про Торбранда конунга небось всякие ужасы рассказывают – что он живых людей ест и кровь пьет? Не боитесь?
Хагир в ответ пожимал плечами. И война не запрещает квиттам и фьяллям показываться в землях друг друга. Это у кого на сколько хватит смелости. И трудно вообразить, что все фьялли Аскефьорда гурьбой бросятся убивать квиттов, едва те сойдут на берег, не расспросив даже, кто они и зачем приплыли.
Хагир никогда раньше не бывал в Аскефьорде, но это место, где стояла усадьба самого конунга фьяллей, так много значила для каждого квитта, что всякий камень здесь казался значительным и необычным. Примерно с тем же чувством можно приближаться к подлинной пещере Фафнира, где дракон хранил свои сокровища. А вроде бы ничего особенного – буроватые крутые скалы, старые темно-зеленые ели над обрывом, дерновые крыши рыбачьих избушек. Дозорный мыс приветствовал корабль дымовым столбом, и «Змей» вошел в Аскефьорд.
По длинному узкому Аскефьорду плыли довольно долго, миновали корабельные сараи конунга и уже в сумерках пристали возле усадьбы Бьёрндален. Хагир решил искать гостеприимства у Кари ярла, невесткой которого была Ингвильда, дочь Фрейвида Огниво.
– Это как посмотреть, признает ли она вас за соплеменников! – бормотал Трёг. – Конунгова жена – тоже квиттинка, а я бы лучше к Фафниру в гости пошел, чем к ней.
Хагир молчал. Увидеть кюну Хёрдис, Хёрдис Колдунью, мать Дагейды, уже семнадцать лет проклинаемую всем Квиттингом, казалось так же невероятно, как повстречать живого Сигурда Убийцу Дракона.
В усадьбе было довольно-таки пусто: Хродмар ярл с дружиной ушел в летний поход к уладам. Дома оставались его родители и жена с младшими сыновьями. Ингвильду дочь Фрейвида Хагир видел давным-давно, когда ей было восемнадцать, а ему девять лет, и помнил так смутно, что сейчас рассматривал как впервые. Она оказалась красивой, статной, благородного вида женщиной, не слишком разговорчивой, хотя и неприветливой ее нельзя было назвать. Лицо Ингвильды все время оставалось замкнутым, с налетом тайной тревоги.
Услышав, что в дом явились квитты, фру Ингвильда не сразу подошла, а сперва рассматривала их издалека. Встретив ее взгляд, Хагир вздрогнул, уверенный, что она его узнала. Не много в нем осталось от того мальчика, которого она мельком видела семнадцать лет назад, но не зря жену Хродмара ярла называют ясновидящей.
Вскоре Ингвильда подошла к нему с рогом меда, и ее домочадцы шептались, изумленные такой честью неведомому и небогатому гостю.
– Я смотрю на тебя и вижу Острый мыс, – негромко сказала Ингвильда. – И много такого, чего я никогда не хотела бы увидеть.
– Я родился на Остром мысу, – ответил Хагир. – И я тоже видел на нем много такого, чего никогда не хотел бы увидеть. Я – Хагир сын Халькеля из рода Лейрингов.
Ингвильда села рядом с ним. Хагир рассказывал ей обо всем, что происходило в последний год, стараясь больше говорить о Бергвиде, чем о себе. Люди постепенно собирались вокруг них, два сына Ингвильды, десяти и двенадцати лет, сели по бокам матери, а под конец и сам старый Кари ярл подошел. Ингвильда слушала внешне спокойно, но в ее светлых глазах отражалось бурное и мучительно-горькое чувство.