Ведьмы с Восточного побережья

Нортгемптон не обозначен ни на одной из карт. Этот крошечный городок, расположенный на самом дальнем краю атлантического побережья, представляет собой настоящую ловушку для путешественников. Известно только, что если кто-нибудь чужой туда забредет, то, как оказывается впоследствии, вернуться назад уже не может. Вот почему эта местность с замечательными и совершенно пустыми пляжами, покрытыми серебристым песком, с округлыми зелеными холмами и колоритными деревенскими домиками воспринимается скорее как некий полузабытый сон, а не современная реальность. Подобно царству Фаты Морганы, Нортгемптон вечно

скрыт в туманной дымке — издалека его и не разглядишь. Влажность здесь всегда очень высокая, даже летом, тем не менее теплые месяцы просто великолепны. Коренные обитатели издавна являют собой тесно сплоченное сообщество. Все население состоит лишь из нескольких разветвленных старинных семейств, которые обосновались на Лонг-Айленде много поколений тому назад. И, в отличие от остальной территории острова, в Нортгемптоне встречаются настоящие фермеры, выращивающие картофель, и рыбаки, выходящие на промысел в открытое море. Эти люди живут исключительно плодами своих трудов.

Свежий бриз ласково овевает прозрачные прибрежные воды, покрытые легкой рябью, а на отмелях отлично ловятся морские гребешки и крабы. В невзрачных ресторанчиках подают местные рыбные блюда — парго, тупику — и «чаудер», густую похлебку из рыбы, моллюсков, свинины, большого количества помидоров и других овощей. Излишки цивилизации не сказались ни на очаровательных окрестностях Нортгемптона, ни на самом городке. Тут нет безобразных торговых молов и прочих свидетельств корпоративного предпринимательства двадцать первого века. Живописные пейзажи остаются неиспорченными и по сей день.

Прямо напротив Нортгемптона расположен маленький остров Гарднера, ныне заброшенный и покрытый руинами. Никто уже толком и не помнит, когда тамошнее поместье «Светлый Рай» опустело, а господский особняк обветшал и практически превратился в развалины. Все в городке прекрасно знали, что поместьем не одну сотню лет владели члены семьи Гарднеров, но в течение нескольких десятилетий никто из хозяев туда и не заезжал. Ходили слухи, что этому клану, некогда весьма знаменитому, не по силам содержать старинное имение. Говорили также, что родовая линия знатного рода истощилась, а со смертью последнего наследника и вовсе прервалась. Однако и сам «Светлый Рай», и все принадлежащие Гарднерам земли оставались нетронутыми, и даже не заходило разговора об их продаже.

Казалось, особняк позабыт самим временем. Водосточные желоба под остроконечными крышами забила старая листва, краска на стенах облупилась, колонны потрескались. Здание медленно погружалось в состояние полного упадка. Лодочные причалы и пирсы на острове давно сгнили и провалились. На чистейших пляжах скопы свили гнезда. Рощи, окружавшие дом, разрослись и превратились в непроходимую чащу.

Однажды ночью, в самом начале зимы, с острова донесся тошнотворный хруст, а затем — жуткий треск, словно в самой ткани мироздания образовалась трещина. Завыл ветер, на океане поднялись волны. Супруги — Билл и Мора Тэтчер, — присматривавшие за поместьем и проживавшие неподалеку, в Нортгемптоне, как раз вышли на прогулку со своими собаками, когда со стороны острова послышались странные звуки.

— Что это? — спросил Билл, пытаясь успокоить собак.

— Судя по всему, грохот доносился оттуда, — Мора указала в сторону поместья. Оба с изумлением увидели, как в самом северном окне «Светлого Рая» вспыхнул свет.

— Гляди-ка, Мо, — удивился Билл. — Я и не знал, что дом в аренду сдали.

— А может, у него новые владельцы появились? — предположила Мора. В целом «Светлый Рай» выглядел как обычно. Окна тускло поблескивали и напоминали полуприкрытые веками глаза, а просевшие двери были похожи

на хмурых сгорбленных стариков.

Мора отошла с собаками подальше от воды и поднялась на поросший травой край дюны. Билл продолжал смотреть в сторону острова и удивленно чесать бороду. Спустя минуту свет в окне моргнул и погас. Особняк вновь погрузился во тьму. А в тумане, окутывающем пляж, возникла чья-то фигура. Теперь Тэтчеры были здесь не одни — к ним неторопливо приближался какой-то человек. Яростно залаяли собаки, а у старого сторожа вдруг сильно и тревожно забилось сердце. Взглянув на жену, он понял, что та перепугана насмерть.

Перед ними предстала женщина в светло-коричневом туго приталенном плаще. Она оказалась настолько высокой, что ее рост вызывал оторопь. Волосы ее были перехвачены ярко-красной банданой. Женщина молча смотрела на них, взгляд ее темно-серых глаз наводил на мысли о вечерних сумерках.

— Мисс Джоанна! — воскликнул Билл. — А мы вас и не заметили в этой мгле!

Мора кивнула, подтверждая слова мужа, и прибавила:

— Извините, что потревожили, мэм.

— Ступайте-ка лучше отсюда, да поскорей! Оба! Не на что тут любоваться. — Голос женщины звучал неприязненно и был холоден, словно глубокие воды Атлантики.

Билл почувствовал, как по спине у него пополз противный холодок. Мора тоже тряслась, как в лихорадке. Тэтчеры давно придерживались мнения, что их соседи, Бошаны, — люди особенные, «не от мира сего». В них и впрямь чувствовалось нечто потустороннее, неуловимое, но до сих пор никакого трепета перед Бошанами они не испытывали. Но теперь им стало по-настоящему страшно. Билл свистнул, подзывая собак, взял Мору за руку, и они быстро пошли прочь.

А в особняке на острове Гарднера, отделенном от Нортгемптона узкой полосой воды, один за другим стали загораться огни. Вскоре весь дом засиял точно огромный маяк. Он словно подавал сигнал кому-то во тьме. Билл не выдержал и один раз оглянулся, но Джоанна Бошан уже исчезла. Странно, но на влажном песке он не заметил ни единого следа от ее обуви, хотя женщина только что стояла на пляже и разговаривала с ними.

Фрейя Бошан так сильно взмахнула бокалом с шампанским, что пузырьки воздуха резко взмыли на поверхность и с шипением полопались. Этот день должен был стать самым счастливым в ее жизни — ну, по крайней мере, одним из самых счастливых, — однако девушка испытывала всего лишь невероятное возбуждение.

И это была серьезная проблема — ведь стоило Фрейе начать ощущать подобное волнение, вокруг нее сразу же начинало что-то происходить. Вот и сейчас, например, официант неожиданно споткнулся о край обюссоновского ковра. Бедняга не только рассыпал шедевры кулинарного искусства, которые нес на подносе, но и перепачкал ими платье Констанс Бигелоу. А домашний пес, обычно хранивший мрачное молчание, вдруг начал лаять и выть без умолку, заглушая игру скрипичного квартета. И бордо столетней выдержки, извлеченное из фамильного погреба Гарднеров, обрело вкус дешевой кислятины.