Вековые конфликты
Шрифт:
Надо отвергнуть отождествление понятий «национальное движение» и «национализм», являющееся общей чертой буржуазной исторической литературы. Тогда станет ясным, что национализм явился своего рода ответом на национальные движения, пробужденные к жизни великой революцией. Сам Наполеон делал вид, что не был заражен французским национализмом. Разумеется, наполеоновская пропаганда прославляла «великую нацию», но как «носителя идей равенства», а не как народ, обладающий прирожденными преимуществами над другими народами. Конечно, при этом Наполеон проводил резкое разграничение между «старыми департаментами» (собственно Францией) и другими территориями, прямо или косвенно включенными в состав огромной империи. Именно здесь проявлялась суть его политики - эксплуатация покоренных стран в интересах крупной французской буржуазии. Заигрывая с национальным принципом, когда это было в его интересах, император совершенно не считался с ним, перекраивая по своему усмотрению карту Европы. Вместе с тем он явно недооценивал возможности национально-освободительной борьбы, несмотря на предостережения, которые получал от своих подчиненных (например, от маршала Даву, командовавшего в 1811 г. войсками
Действия Наполеона не соответствовали тенденциям общественного развития даже в тех случаях, когда они как будто совпадали с целями политики императорской Франции. Так, им, казалось бы, соответствовало восстановление Польши, которая могла бы быть превращена в опору Франции в Восточной Европе. На деле польский вопрос был превращен Наполеоном в разменную монету при решении его главной задачи - нанесения поражения Англии и утверждения европейской (а потом и мировой) гегемонии Франции. В соответствии с задачами французской политики польские земли отбирались у одних государств, передавались другим, ставились непосредственно под контроль наполеоновских наместников. В Париже строились планы выкраивания из этих земель вассальных королевств - и все это при полном игнорировании национальных интересов польского народа. Т. Костюшко еще в конце 1807 года предостерегал своих соотечественников против доверия к планам Наполеона: «Не думаю, чтобы он восстановил Польшу. Он не думает ни о ком, кроме как о себе. Он ненавидит всякое национальное самосознание и еще больше - дух независимости»15.
Особо показательным в этом отношении было наполеоновское вторжение в Испанию. В конце XVIII - начале XIX века испанские Бурбоны достигли такой же степени вырождения, до которой дошла за столетие до этого их предшественница - испанская ветвь династии Габсбургов. «Ничтожные, безмозглые, бесчувственные кретины» - так отозвалась о королевском семействе хорошо знавшая его графиня Альбани. Они с беспощадной правдивостью изображены на знаменитой картине Гойи. Король Карл IV, высокий дородный мужчина с выдвинутой вперед челюстью и бараньими глазами, был занятым человеком. Он охотился с 9 до12 и с 14 до 17 часов ежедневно, в любую погоду и не имел ни досуга, ни склонности интересоваться другими делами, за исключением, может быть, только починки часов. Его гордыня граничила, несмотря на добродушный вид, с исключительной жестокостью да еще с полным невежеством (например, Карл через два десятилетия после создания США никак не мог уразуметь этот факт и продолжал именовать американского посланника «представителем колоний»). Он безмятежно сносил супружеское иго своей жены Марии-Луизы Пармской (тоже из рода испанских Бурбонов) - уродливой мегеры, помешанной на своих любовниках из числа гвардейских солдат. Один из них •- Мануэль Годой - толстяк с тяжелым, сонливым взглядом и повадками сатира (не лишенный, впрочем, известного ума и хитрости) - полностью подчинил себе королеву и сумел очаровать и коронованного рогоносца, который именовал его не иначе, как «своим лучшим и милым другом». «Где мой Мануйленька?» - неизменно вопрошал король, когда не видел день-другой своего любимца. Королева обещала Годою, что слава его не пройдет, доколе будут существовать небо и земля. Быстро проделавший восхождение от рядового гвардии до первого министра и наделенный всеми мыслимыми орденами, отличиями и титулами, Годой долгое время никак не мог подняться до сознания, что Пруссия и Россия не являются одним государством. Фаворит третировал даже королеву и превратил свой служебный кабинет в место, куда попеременно в строгой очередности допускались из разных дверей то иностранные послы, то многочисленные и небескорыстные поклонницы всесильного временщика.
Посол Французской республики Алькье доносил, что первый министр Испании имеет преимущественно два качества - полное невежество и склонность ко лжи. Наполеоновский посол Богарнэ, давая более развернутую характеристику Годою, именовал его сластолюбцем, лентяем, трусом и утверждал, что он брал взятки за все назначения на государственные посты16. «Он напоминает быка», - заметил Наполеон после знакомства с Годоем.
В 1793 году Испания вступила в войну против революционной Франции. Плохо снабжаемая и слабо дисциплинированная испанская армия потерпела ряд серьезных поражений. В 1795 году, поспешно заключив мир с победоносным неприятелем, Мадрид отделался лишь уступкой испанской части острова Сан-Доминго. После этого Испания в качестве младшего партнера оказалась втянутой в войны термидорианской и наполеоновской Франции против Англии, поплатившись гибелью флота и возраставшей зависимостью от сильного и бесцеремонного союзника. Таким образом, испанский народ, вовлеченный в «крестовый поход» против французской революции, испытал горечь национального угнетения, участия в войнах за интересы, совершенно чуждые ему, и, наконец, должен был отстаивать независимое существование своей страны от иноземного захватчика.
Политика Годоя, пресмыкавшегося перед Наполеоном, вызывала серьезное недовольство в стране. Свои надежды недовольные связывали с наследником престола принцем Фердинандом (тогда еще не было ясно, в какой мере он унаследовал качества своих достойных родителей). В 1808 году массовое восстание низвергло Годоя. Фердинанд был провозглашен королем. Наполеоновская армия, которая на правах союзника, ведшего войну против Португалии и прибывших туда английских войск, вступила в Испанию, постепенно оккупировала страну. Низложенный Карл IV и Мария-Луиза по совету командующего французскими войсками маршала Мюрата попросили защиты у Наполеона. Император предложил им приехать в Байонну (на юге Франции), куда они и отправились вместе с единственным несравненным другом Годоем. Самое интересное заключалось в том, что Мюрату и руководителю французской разведки Савари удалось уговорить сына Карла IV последовать за родителями, поскольку Наполеон якобы решит все спорные вопросы к полному удовлетворению Фердинанда18.
Во время свидания Фердинанда с родителями, происходившего в присутствии Наполеона, члены королевской семьи осыпали друг друга ругательствами, дело едва не дошло до драки. Даже суровый завоеватель был смущен: «Что это за люди!» - воскликнул он, возвращаясь к себе после этой сцены. Наполеон обещаниями и угрозами принудил Бурбонов отречься от своих прав на престол в пользу брата императора - Жозефа Бонапарта. С большим трудом испанские патриоты, обманув бдительность наполеоновской полиции, доставили Фердинанду деньги для бегства в Испанию. Но тот был верен семейной традиции. Взяв присланные деньги, он тут же в льстивом письме попросил у Наполеона руки его племянницы. Император ограничился тем, что поручил Талейрану поместить Фердинанда в один из своих замков. «Если бы принц Астурийский (Фердинанд - Авт.), - писал Наполеон Талейрану, - привязался к какой-нибудь хорошенькой девушке, это было бы недурно, особенно если на нее можно положиться. Для меня чрезвычайно важно, чтобы он не наделал глупостей. Поэтому я желаю, чтобы его забавляли и развлекали». В замке Валенсе княгиня Талейран на глазах сохранявшего обычную невозмутимость супруга простерла заботы хозяйки о гостях до того, что сделала своим любовником брата Фердинанда герцога Сан-Карлоса, который был моложе ее на 10 лет (за их романом тщательно наблюдали полицейские шпионы). А Фердинанд с готовностью присутствовал на всех торжествах, связанных с победами императора, и даже выразил в апреле 1810 года коменданту замка «желание стать приемным сыном Наполеона».
Много позднее, в 1816 году, принимая в Валенсе короля Людовика XVIII, Талейран небрежно заметил:
– Валенсе - довольно красивое место. Сад здесь был великолепным, пока его не сожгли испанские принцы своими фейерверками в честь Святого Наполеона.
А в 1808 году Талеиран прямо подталкивал Наполеона к началу испанской авантюры (которую на деле считал ненужной и крайне опасной). Как вспоминает в своих мемуарах один из приближенных Наполеона - Паскье, Талейран заявлял:
– Испанская корона со времени Людовика XIV принадлежит той династии, которая правит Францией… Это наиболее ценный компонент наследия великого короля, и император должен получить его целиком и полностью, не следует и нельзя отказываться ни от одной из частей этого наследия19.
Оставалось посмотреть, как будет относиться ко всему этому сама Испания. Разведка Наполеона составила ему подробнейшие отчеты о состоянии армии, флота, администрации страны. Однако она упустила главное - дух народа. Наполеон судил о стране по ничтожному двору. Если испанское' правительство и администрация были мертвы, то общество было полно жизни.
2 мая 1808 г. в Мадриде вспыхнуло восстание против захватчиков, жестоко подавленное Мюратом. То, что было с самого начала захватнической войной и переросло в контрреволюционную интервенцию, Наполеон пытался выдать за продолжение борьбы нового общества против феодализма. В июле 1808 года испанские гранды, прибывшие в Байонну, одобрили представленную им новую конституцию. Испания провозглашалась конституционной монархией, вводилось гласное судопроизводство, отменялись пытки, уничтожались внутренние таможни, создавалось единое гражданское и торговое законодательство. Нисколько не ограничивая власти провозглашенного королем Жозефа Бонапарта, а следовательно, и самого французского императора, эта конституция содержала положения, которые могли способствовать буржуазному развитию. 20 июля 1808 г. Жозеф Бонапарт вступил в Мадрид. Он писал оттуда Наполеону: «Государь, я не страшусь своего положения, но оно единственное в своем роде в истории: у меня нет здесь ни одного сторонника». Вся страна поднялась против французов. Уже 31 июля, через 11 дней после прибытия в столицу, Жозеф должен был покинуть Мадрид и отступить на север Испании, за реку Эбро. Про Жозефа Наполеон позднее не раз говорил: «Это самый неспособный человек, прямая противоположность тому, что требовалось».
5 ноября 1808 г. французский император сам прибыл в Испанию во главе большой новой армии и в течение 72-дневной кампании разгромил основные силы испанских регулярных войск. Через месяц после начала кампании был занят Мадрид, и Наполеон сразу же издал ряд важных декретов. Они уничтожили феодальные права помещиков, инквизицию, сократили на две трети число монахов и т. д. 12 декабря была отменена сеньориальная юстиция. Еще до этого, 7 декабря, Наполеон опубликовал обращение к испанскому народу, в котором наряду с подтверждением своих «прав» как завоевателя объявлял: «Я уничтожу все, что стоит на пути к вашему процветанию и величию… Либеральная конституция создаст для вас взамен абсолютизма умеренную конституционную монархию»20. Это была попытка изобразить подавление освободительного движения испанского народа как борьбу за учреждение в Испании прогрессивных для того времени социальных и политических реформ. И надо сказать, что до известной степени эта тактика себя оправдала, поскольку за французами пошли не только беспринципные честолюбцы и стяжатели, но и часть либерально настроенной буржуазии и помещиков, видевших во французских штыках желанное средство для эволюционного перехода - без народной революции - к новым общественным порядкам21. Однако народ не встал на путь, предлагаемый этими «офранцуженными».
Хотя проведение в жизнь декретов Наполеона, несомненно, было бы заметным шагом вперед в социальном развитии Испании (в политической области любые конституционные формы все равно являлись бы простым прикрытием деспотической власти французского императора), эти меры были решительно отвергнуты испанским народом, которому они предлагались как плата за отказ от национальной независимости. Наполеону приходилось держать в Испании огромную армию - 300 тысяч солдат.
Все же либеральные маневры дали один несомненный эффект. Кортесы в Кадисе - единственном крупном городе, не захваченном наполеоновскими войсками, - должны были учитывать прогрессивные нововведения на оккупированных территориях. Это было одним из факторов, способствовавших принятию знаменитой конституции 1812 года, которая декларировала принцип народного верховенства. Как отмечал Маркс, эта конституция являлась воспроизведением старинных «фуэрос» (прав и привилегий средневековых городов и сословий), но «понятых, однако, в духе французской революции и приспособленных к нуждам современного общества»22.