Величайшие загадки и тайны магии
Шрифт:
По мнению исследователей, первобытное мышление имело следующие особенности: оно было предметно–практическим, чувственно–конкретным и содержало элементы наивной диалектики.
В силу предметно–практического мышления первобытные люди воспринимали предметы и явления в неразрывной связи со своими потребностями, отождествляли себя с животными, растениями, камнями. В австралийских мифах, например, часто говорится о том времени, «когда кенгуру и собаки были людьми». Североамериканские индейцы вспоминают, что «давным–давно все вещи в природе — и животные, и птицы, и деревья, и солнце, и луна — были похожи на нас», «звери и деревья могли говорить друг с другом словно люди» (Всевидящий глаз. М., 1964, с. 88). Очевидно, личное «я» и мир были для первобытного человека одной нерасчлененной общностью. Это чувство единства человека с природой и явилось важной предпосылкой возникновения магии. Примечательно,
Чувственно–конкретное мышление, в свою очередь, привело к тому, что первобытный человек представлял мир так, как непосредственно видел его, и часто осваивался с силами природы путем олицетворения, то есть уподобления ее себе, наделяя окружающий мир явлений и природы человеческими чувствами. Первобытный человек предполагал, что все предметы и явления такие же живые, как он сам. Бушмены, например, уверены, что огонь — живое существо, так как он ест, ибо все, что попадает в него, исчезает. Даже имя у многих народов понималось как живое существо. «…Первобытные люди рассматривают свои имена как нечто конкретное, реальное и часто священное… Индеец рассматривает свое имя не как простой ярлык, но как отдельную часть своей личности, как нечто вроде глаз и зубов. Он верит, что от злонамеренного употребления его имени он так же будет страдать, как и от раны, нанесенной какой–нибудь части его тела» (Л. Леви–Брюль, с. 41).
Элементы наивной диалектики проявились в том, что первобытный человек ощущал свою жизнь прежде всего как движение, окружающий мир представлялся ему вечно движущимся вокруг него. Недаром на пещерных рисунках эпохи палеолита, на чукотских рисунках, сделанных охрой и кровью оленей на гладких деревянных дощечках, на рисунках австралийцев и других народов звери и люди неизменно куда–то бегут либо движутся в неистовом танце.
Однако сознание первобытных людей не могло состоять из сплошных иллюзий и заблуждений. В определенной мере их мышление правильно отражало действительность, иначе они не смогли бы приспособиться к окружающей среде и выжить. Поэтому, кроме «магического» мышления со всеми его особенностями, у первобытных людей имелись рациональные представления об окружающем мире.
Хотя органы чувств первобытного человека были необыкновенно развиты, анализировать и упорядочивать материал впечатлений он еще не мог. В силу этого на основании странных для нас ассоциаций, по цвету, звуку, движениям первобытный человек устанавливал связь вещей и явлений и отдавал целые группы их в ведомство сверхъестественных сил, которые наделял в большой степени атрибутами животных и человека. Так, количество и распространение дождя в известной местности, согласно верованиям, зависят от того, что будет делать колдун с толченой известью, таинственно похожей на облака. Но раз эта связь принята, дальнейшие рассуждения и последующие действия развиваются по всем правилам аналогии. Вступает в силу принцип симпатической магии: рассыпая известь по ветру в разных направлениях, человек уверен, что эти действия повторяются с полным тождеством в родственной сфере, то есть на небе, где образуются облака, из которых пойдет дождь.
Однако далеко не все магические ритуалы были столь абсурдны. В 1885 году русский этнограф М. И. Кулишер опубликовал статью «Источники материализма». В ней автор пишет, что магия возникла потому, что первобытный человек в поисках причинности установил, что все явления находятся между собой в постоянной зависимости, что в природе существует контагиоз (лат. contagium — зараза), то есть принцип заразительности. При этом первобытный человек основывался на реальном опыте, он наблюдал, что холод или тепло передаются от одного предмета к другому, что болезнь переходит от больного к здоровому. Поэтому первобытный человек стремился свойства одного предмета перенести на другой, совершить такое действие, чтобы они вступили в контакт. Как указывает М. И. Кулишер, далеко не все магические обряды были основаны на воображаемых аналогиях; многие панацеи народной медицины, относимые к колдовству, в действительности основаны на знании свойств предмета через прикосновение передавать свои особенности другому предмету. Например, обряд опахивания, имевший целью помешать занести холеру, хотя и относился к разряду магических, в действительности же уничтожал дороги вокруг определенного места и тем самым снижал опасность заражения.
Особенности мышления первобытного человека привели к причудливому смешению в его сознании реального и мистического с превалированием последнего. Поэтому первобытный человек начинает думать, что, захватив в свои руки невидимые нити, протянутые в окружающий его мир, он может управлять этим миром и участвовать в его творческой жизни.
Так, у племен Центральной Австралии до сих пор ежегодно много времени уходит на сложные символические действия: участники магического обряда изображают драматические картины, подражают движениям животных, выполняют кровью хитрые чертежи на земле. Все эти церемонии направлены на то, чтобы добиться удачи на охоте или увеличить урожай. При этом, согласно верованиям, каждая группа людей имеет волшебную силу только над определенными животными, с которыми она соединена таинственным знаком. Часто эта группа людей не может, по священным соображениям, употреблять данных животных в пищу; тогда она работает для другой группы, соседней, дружественной. А та, в свою очередь, в меру своих сил и посредством магических обрядов доставляет союзникам нужный им продукт. Здесь уже имеет место своего рода магическая кооперация, цель которой — сохранить или увеличить питательные ресурсы значительного сообщества людей.
Такая сложная деятельность показывает, что человеческий интеллект уже проделал большую и сложную работу: собрал массу материала, сравнил и установил аналогии. При этом произошла своеобразная психологическая инверсия: всю работу своего сознания человек перенес на внешний мир. И тогда оказалось, что внешний мир, если только глубже в него вглядеться, смотрит на человека особым таинственным ликом, идет к нему навстречу посредством своих особых знаков.
Итак, мысль породила ритуальное действо, которое стало передаваться от поколения к поколению. Мысль породила миф как способ истолкования окружающего мира. И мысль же породила магию как способ воздействия на этот мир.
МАГИЧЕСКИЕ ОХОТНИЧЬИ КУЛЬТЫ НЕАНДЕРТАЛЬЦЕВ
В горах Швейцарии, в заоблачных высотах над долиной реки Тамины, находится знаменитая пещера Драхенлох. Вход в нее, расположенный на высоте 2445 метров над уровнем моря, получил название Драконовой дыры. Издавна ходили слухи, что когда–то там обитал крылатый дракон, и еще в 1869 году в путеводителе по этому краю говорилось, что на полу пещеры находится множество огромных костей.
В 1917—1921 годах преподаватель Теофил Нигг и Эмиль Бехлер из музея в Сен–Галлене начали исследования в таинственной пещере и сделали любопытные открытия. В одном из залов за перегородкой, сложенной сухой кладкой из известняковых плит, они обнаружили захороненные медвежьи черепа. Еще более интересная находка ожидала исследователей на пути к следующему залу: рядом с большим, обложенным крупными камнями очагом находилась обширная ниша, закрытая мощной известняковой плитой, а в нише — семь медвежьих черепов, обращенных мордой в одном направлении — в сторону входа в пещеру. Некоторые из черепов сохранили–последние шейные позвонки, что свидетельствовало о преднамеренном отделении головы от туловища.
Обнаруженные находки навели Т. Нигга и Э. Бехлера на мысль: не служат ли специально уложенные группы черепов каким-либо памятником, свидетельствующим о магических церемониях неандертальцев, о медвежьем культе, широко распространенном у многих народов.
Через год после находки медвежьего погребения было сделало еще одно важное открытие: каменный шкаф с медвежьими черепами. А годом позже обнаружили между вертикально поставленными известняковыми плитами различного размера, покрытыми сверху большой горизонтальной известняковой плитой, хорошо сохранившийся череп пещерного медведя. Нижняя часть черепа отсутствовала, а через его скуловую дугу была продета бедренная кость молодого пещерного медведя. С обеих сторон черепа лежали две берцовые кости. Более подробные исследования показали, что две из четырех костей принадлежали одному зверю.
Но и это еще не все. В одной из ниш между большими камнями, когда–то давно упавшими с потолка, лежали неповрежденные черепа пещерных медведей. Неандертальцы использовали здесь естественно образовавшуюся впадину для укладывания черепов убитых животных. Недалеко отсюда были найдены еще два медвежьих черепа; причем оба были засунуты под плиты известняка, а вокруг лежали обработанные камни.
Находки в Драхенлохе не были единственными. Искусственные нагромождения черепов пещерных медведей, иногда вместе с длинными костями конечностей, были позднее обнаружены и в других пещерах: пещера Поточка Зиялка в горном массиве Ольшева в Словении; пещера Вилдеманнлислох в Швейцарии; Петрова пещера (Петерхель) в Велдене в Баварии; Радоховская пещера в Польше у населенного пункта Ладек Здрой; пещера Зальцофенхехль в Австрийских Альпах; Кударо I в Южной Осетии; пещера Ишталлошко в Буковых горах в Венгрии; пещера Ветерница в Хорватии.