Великая Охота (др. изд.)
Шрифт:
Ранд поднял глаза на ближайшую сторожевую башню; солдат приветственно поднял руку, блеснувшую сталью перчатки. Горько усмехнувшись, юноша помахал ему в ответ. Без надзора не оставалось и фута стены. Выглянув в амбразуру, он окинул взором отвесный камень: от пазов для установки переносных щитов до сухого рва далеко внизу.
Двенадцать шагов шириной и десять глубиной, облицованный до зеркальной гладкости. Низенькая стенка, имеющая наклон к крепости — чтобы за ней нельзя было спрятаться, — оберегала прохожего от случайного падения в ров, дно которого было усажено лесом острых как бритва пик. Даже имей Ранд веревку и не будь на стене бдительных часовых, ему все равно не перебраться через ров. То, что сдерживало троллоков, в высшей степени успешно
Внезапно Ранд почувствовал себя усталым, усталым и опустошенным до крайности. Престол Амерлин — здесь, и выхода нет. Выхода нет, и Престол Амерлин — здесь. Если ей известно, что он тут, если это она наслала тот ветер, который вцепился в него, то она уже наверняка ищет его, ищет с помощью возможностей Айз Седай. У кроликов против его лука больше шансов. Однако у Ранда и в мыслях не было сдаваться. Встречались те, кто утверждал, будто народ Двуречья мог бы учить камни и давать уроки упрямства мулам. Когда больше ничего не оставалось, народ Двуречья крепко держался за свое упрямство.
Спустившись со стены, Ранд побрел через крепость. Ему было все равно, куда он идет, лишь бы не туда, где его ждут. Куда-нибудь подальше от своей комнаты, от любой конюшни, от всех ворот — Масима мог отважиться на то, чтобы ослушаться приказа Уно, и доложить, что Ранд хотел уйти из крепости, — и подальше от сада. Ранд мог сейчас думать лишь об одном — не попадаться на глаза любойАйз Седай. Даже Морейн. Она знаето нем. Вопреки этому она ничего против него не предпринимала. Пока что. Насколько тебе известно, пока что ничего. А вдруг она передумала? Может, это она послала за Престолом Амерлин.
На миг ощутив себя брошенным всеми и покинутым, Ранд прислонился к стене, опершись плечом на твердый камень. Пустыми глазами он уставился в далекое ничто и увидел то, чего видеть не хотел. Укрощенный. Неужели будет так плохо, раз этому положат конец?И в самом деле конец?Ранд прикрыл глаза, но по-прежнему видел себя съежившегося, будто кролик, которому некуда бежать, а Айз Седай окружают его словно вороны. Почти всегда вскоре они умирают, те мужчины, которых укротили. У них исчезает желание жить.Он слишком хорошо помнил слова Тома Меррилина. Встряхнувшись, Ранд заторопился дальше по коридору. Нечего стоять столбом, пока тебя не найдут. Сколько пройдет времени, пока они все-таки найдут тебя? Ты как овца в загоне. Сколько ему времени отпущено?Он коснулся эфеса меча, висящего на боку. Нет, не овца. Ни для Айз Седай, ни для кого другого.Ранд чувствовал себя немного нелепо, но решительности ему было не занимать.
Народ понемногу возвращался к своим обыденным занятиям. Кухню, ближайшую к Большому Залу, где этим вечером должен быть пир в честь Престола Амерлин и ее отряда, наполнял шум голосов и громыхание котлов. Повара, поварята, все, как один, сновали между плитами; в плетеных колесах рысцой бегали собаки, вращая вертела с насаженными на них кусками мяса. Ранд торопливо пробился через жар и пар, окунувшись в запахи специй и стряпни. Никто не взглянул на юношу дважды — все были слишком заняты.
Дальняя часть крепости, где в небольших комнатах жили слуги, напоминала разворошенный муравейник — мужчины и женщины торопились облачиться в свои лучшие ливреи. По углам, чтобы не мешать взрослым, возились и играли дети. Мальчишки размахивали деревянными мечами, а девочки играли вырезанными из дерева куклами, причем одна заявляла что именно ее-то кукла и есть Престол Амерлин. Двери были распахнуты настежь, дверные проемы закрыты лишь занавесями из бус. Обычно это означало, что живущие здесь рады видеть гостей, но сегодня все попросту спешили. Даже те, кто кланялся Ранду, едва ли замедляли для приветствия шаг. Мог бы кто-то из них, отправившись
Кое-где в крепости никого не было, люди, обычно работавшие там, по случаю неожиданного выпавшего праздника были освобождены от работ. В кузнице оружейника все горны притушены, наковальни не звенели под молотами. Тихо. Холодно. Безжизненно. Однако как-то не пусто. Кожу закололо, и Ранд развернулся на каблуках. Там — никого. Лишь огромные лари с инструментами и полные масла бочки для закалки. Волоски на затылке зашевелились, и он резко крутанулся опять. Молотки и клещи висели на стене на своих крючках. Гневно он оглядел большую комнату. Тут никого нет. Это просто мое воображение. Этот ветер, и Амерлин; хватит для того, чтобы всякое стало мерещиться...
Едва Ранд ступил на двор оружейной мастерской, ветер моментально закружился вокруг него. Невольно он вздрогнул, решив, что ветер хочет схватить его. На мгновение ему вновь почудился слабый запах гнили и послышался за спиной гадкий смешок. Всего на мгновение. Напуганный, он настороженно обошел двор кругом, опасливо глядя по сторонам. Двор, вымощенный неотесанным камнем, был пуст. Просто-напросто проклятое воображение!Но тем не менее юноша побежал, и вновь ему послышался смешок, на сей раз в безветренном воздухе.
На дровяном дворе это чувство вернулось — ощущение чьего-то присутствия. Ощущение чьего-то взгляда из-за высоких поленниц наколотых дров, сложенных под длинными навесами, быстрые взгляды, поверх штабелей выдержанных досок и бревен, лежащих в другом конце двора возле плотницкой мастерской, сейчас с плотно затворенными дверями. Ранд едва сдерживался, чтобы не оглянуться, отказывался думать о том, каким образом одни и те же глаза могли так быстро перемещаться с места на место — от навеса лесопильни через пустой двор к плотницкой, а он даже краем глаза не уловил и тени движения. Ранд был уверен, что глаза — одни и те же. Воображение. Или, наверное, я уже потихоньку схожу с ума.Он поежился. Только не это. О Свет, пожалуйста, только не это!С одеревеневшей спиной Ранд пересек дровяной двор, чувствуя на себе неотвязный взгляд невидимого наблюдателя.
Все дальше по коридорам, освещенным лишь немногими факелами из тростника, в кладовые, полные мешков с сушеным горохом и бобами, тесные от битком набитых сеток со сморщенной репой и свеклой или уставленные винными бочками и бочонками с солониной, бочонками поменьше, с элем, а глаза уже были там, иногда преследующие его, иногда поджидающие, когда он войдет. Ранд не слышал ничьих шагов, только свои собственные, ни разу не уловил скрипа двери, лишь когда сам открывал и закрывал ее, но взгляд этот ни на миг не оставлял его. Свет, я и впрямь начинаю с ума сходить.
Ранд открыл дверь в еще одну кладовую, и хлынувшие оттуда людские голоса, людской смех затопили юношу облегчением. Уж здесь невидимых глаз быть не должно. Он переступил через порог. Полкомнаты было загромождено до самого потолка мешками с зерном. В другой половине возле голой стены тесным полукругом стояли на коленях с десяток мужчин. Почти на всех были короткие кожаные куртки челядинцев, волосы подстрижены под горшок. Ни чубов воинов, ни ливрей. Никого, кто ненароком мог бы выдать его. А если нарочно?Негромкое бормотание, стук игральных костей, чей-то хриплый смешок при очередном броске.