Великая Охота

Джордан Роберт

— Если он жив, если не уплыл с Шончан, то мне нужно... — Ранд осекся, когда она достала из-под своего плаща его клейменный цаплей меч. Клинок в футе от рукояти кончался, как будто оплавленный. Воспоминания обрушились на него.

— Я убил его, — тихо произнес он. — В этот раз я убил его.

Морейн отложила испорченный меч, как бесполезную вещь, каковой тот был теперь, и потерла ладони друг о друга.

— Темного поразить не так-то просто. Простой факт его появления в небе над Фалме не просто тревожит. Он не был бы в состоянии сделать это, будь он заточен, как мы то полагаем. А если нет, то почему он не уничтожил

нас всех?

Мин обеспокоенно пошевелилась.

— В небе? — сказал в изумлении Ранд.

— Вы оба, — ответила Морейн. — Картина вашей битвы предстала на небе, целиком видимая каждому в Фалме. Вероятно, и в других городках на Мысе Томан, если верить хотя бы половине того, что я слышала.

— Мы... мы видели ее всю, — слабым голосом сказала Мин. Она утешающе положила ладонь на руку Ранду.

Морейн вновь запустила руку под плащ и вытащила свернутый пергамент, такие большие листы использовали в Фалме уличные художники. Когда она развернула его, то меловые штрихи чуть размазались, но сама картинка по-прежнему оставалась отчетлива. Среди облаков, где плясали молнии, мужчина, чье лицо было сплошным пламенем, посохом бился против другого, с мечом, и позади них развевалось знамя Дракона. У второго было лицо Ранда, узнать его не составляло труда.

— Многие видели это? — спросил он. — Разорвите. Сожгите.

Айз Седай отпустила край пергамента, и лист свернулся обратно.

— В этом не будет никакого смысла, Ранд. Я купила этот свиток два дня назад в деревне, через которую мы проходили. Их сотни, если не тысячи, и к тому же повсюду рассказывают, как в небесах над Фалме Дракон сражался с Темным.

Ранд посмотрел на Мин. Она через силу кивнула и сжала его руку. Выглядела она испуганной, но не отстранилась. Интересно знать, не поэтому ли ушла Эгвейн? Что ж, она права, раз ушла.

— Узор сплетается вокруг тебя еще туже, — сказала Морейн. — Я тебе нужна больше прежнего.

— Вы мне не нужны, — резко ответил он, — и я не хочу, чтобы вы были рядом со мной. С этим я не буду иметь ничего общего. — Он вспомнил, как его называли Льюсом Тэрином; не только Ба'алзамон, но и Артур Ястребиное Крыло. — Не буду! Свет, да Дракон, как считается, опять устроит Разлом Мира, разорвет все на части! Не буду я Драконом.

— Ты тот, кто ты есть, — сказала Морейн. — Ты уже взбудоражил мир. Впервые за две тысячи лет Черные Айя обнаружили себя. Арад Доман и Тарабон на грани войны, и будет еще хуже, когда до них дойдут вести из Фалме. Гражданской войной охвачен Кайриэн.

— В Кайриэне я ничего не делал, — возразил Ранд. — За это нечего меня винить, я тут ни при чем!

— Бездействие всегда было тактическим ходом в Великой Игре, — со вздохом сказала Морейн, — а особенно в той, что ведется ныне. Ты стал искрой, и Кайриэн взорвался точно фейерверк Иллюминаторов. Что, по-твоему, произойдет, когда известия из Фалме достигнут Арад Домана и Тарабона? Там всегда были люди, готовые превознести любого, кто объявит себя Драконом, но у них никогда не бывало таких предзнаменований, как случившееся в Фалме. Есть и большее. Вот.

Она кинула Ранду на грудь мешочек.

Юноша чуть помедлил, потом открыл его. Внутри лежали осколки, которые выглядели как черепки черно-белой глазурованной керамики. Похожие на них Ранд уже видел раньше.

— Еще одна печать на узилище Темного, — пробормотал он. Мин ойкнула; пальцы ее, сжимавшие руку Ранда, теперь сами искали поддержку, а не предлагали ее.

— Две, — сказала Морейн. — Теперь сломаны три из семи. Одна, что была у меня, и две, что я обнаружила в Фалме, в жилище Верховного Лорда. Когда сломаны будут все семь, если не раньше, заплата, которую люди наложили на просверленное ими отверстие в сотворенное Создателем узилище, будет напрочь сорвана, и Темный вновь окажется способен просунуть свою руку в эту дыру и коснуться мира. И единственная надежда мира — чтобы там его встретил Возрожденный Дракон.

Мин попыталась не дать Ранду откинуть одеяла, но он мягко отстранил девушку.

— Мне надо пройтись.

Она помогла ему подняться, но со множеством вздохов и ворчанием, что эдак он растревожит свою рану. Ранд обнаружил, что грудь у него обмотана повязками. Мин накинула ему на плечи одеяло, получилось нечто вроде плаща.

Несколько мгновений Ранд стоял, глядя на меч со знаком цапли, который лежал на земле, точнее на то, что от меча осталось. Меч Тэма. Меч моего отца. Неохотно, куда более неохотно, чем он делал что-либо в своей жизни, он распрощался с надеждой, что когда-нибудь подтвердится, что Тэм на самом деле его отец. Ранд чувствовал, как у него разрывается сердце. Но это нисколько не изменило его отношения, его чувства к Тэму, и Эмондов Луг был единственной родиной, которую он знал. Самое важное — Фейн. Я еще должен. Должен остановить его.

Женщинам пришлось поддерживать Ранда, взяв его под руки, и они спустились к уже разведенным лагерным кострам, невдалеке от накатанной грунтовой дороги. У костра расположился Лойал, он читал книгу «Уплыть за Закат». Рядом с огир смотрел в пламя Перрин. Шайнарцы занимались приготовлением ужина. Лан, сидя под деревом, острил меч. Страж пронзительно посмотрел на Ранда, затем кивнул ему.

Было и еще кое-что. В центре бивака трепетало на ветру знамя Дракона. Взамен Перринова деревца где-то отыскали подходящее древко.

Ранд спросил:

— Что оно там делает? Любой проходящий мимо его увидит!

— Слишком поздно прятаться, Ранд, — сказала Морейн. — Для тебя всегда слишком поздно прятаться.

— Вам не надо было вывешивать знак, кричащий: «Вот он я». Мне никогда не найти Фейна, если кто-то убьет меня из-за этого знамени. — Ранд повернулся к Лойалу и Перрину: — Я рад, что вы остались. Я бы понял, если б вы ушли.

— А почему мне не остаться? — сказал Лойал. — Верно, ты даже еще больший та'верен, чем я полагал, но ты по-прежнему мой друг. Надеюсь, и я все еще твой друг. — Уши у него неуверенно дрогнули.

— Друг, — подтвердил Ранд. — До тех пор, пока тебе безопасно быть около меня, и после того тоже.

Улыбка почти надвое расщепила лицо огир.

— Я тоже остаюсь, — сказал Перрин. В его голосе проскользнула нотка покорности, смирения. — Колесо крепко вплетает нас в Узор, Ранд. Кто бы подумал о таком дома, в Эмондовом Луге?

Вокруг начали собираться шайнарцы. Потом, к изумлению Ранда, они все опустились на колени. Ни один из них не сводил с него глаз.

— Мы готовы присягнуть вам на верность, — сказал Уно. Другие, стоящие рядом с ним на коленях, закивали.