Великая Октябрьская
Шрифт:
Громкое эхо апрельских событий разнеслось по многим промышленным центрам страны. Иваново-Вознесенск и Харьков, Нижний Новгород и Ревель (Таллин) стали свидетелями революционных выступлений.
Бурно выражали свое возмущение солдаты на фронте. Солдаты 436-го Новоладожского полка (Северный фронт) на митинге 22 апреля не только осудили внешнюю политику Временного правительства, но и предложили Петроградскому Совету не идти ни на какие уступки буржуазии, обещая, если понадобится, «помочь штыками».
Массовый митинг на Юго-Западном фронте от имени 30 тыс. солдат
Это был апрельский кризис — первый политический кризис после Февральской революции. Широкие массы выразили свое недовольство политикой Временного правительства. Правда, значительная часть солдат, требуя отставки Милюкова, не понимала, что дело не в той или другой личности, а в классовой природе правительства.
Барственная фигура Милюкова — вождя либеральной буржуазии, за свои статьи и речи о захвате черноморских проливов получившего прозвище «Милюков-Дарданельский», — вызывала особую ненависть солдатских масс. Они полагали, что уход его с политической арены может привести к изменению правительственной политики. Разумеется, это было чистейшей иллюзией.
Петроградский Совет имел полную возможность взять всю власть в свои руки. Но соглашательское руководство Совета отказалось от этого. Меньшевистско-эсеровские вожди поспешили на помощь буржуазной власти. Они послали своих представителей в правительство, чтобы поддержать его.
Правительство было реорганизовано. Оно стало коалиционным. Среди министров наряду с премьером помещиком Львовым появились меньшевики и эсеры. Но эти перемены ничего не меняли. Ушли Милюков и Гучков, но политика правительства осталась прежней. Министры-социалисты проводили линию министров-капиталистов.
Эсеры и меньшевики пытались изобразить свое вхождение в правительство как благо для революции. «Не должно быть никаких опасений за действия министров-социалистов!» — восклицал на заседании Петроградского Совета эсер А. Р. Гоц. «Не в плен к буржуазии идут они, а занимать новую позицию выдвинутых вперед окопов революции». На деле новые министры Чернов и Церетели, Скобелев и Пешехонов, не говоря уже о Керенском, и ранее входившем в состав правительства, были призваны укрепить окопы контрреволюции.
Эсеры и меньшевики вошли в открытую коалицию с буржуазными партиями. Россией стал управлять, по выражению В. И. Ленина, «блок двух блоков, союз двух союзов», т. е. «блок эсеров с меньшевиками и блок этого блока с кадетами, которые в блоке со всеми, стоящими правее их, политическими партиями»{32}.
«Причины кризиса не устранены, и повторение подобных кризисов неизбежно», — указывал Центральный Комитет партии большевиков в резолюции, написанной В. И. Лениным{33}.
Не прошло и двух месяцев, как разразился новый, еще более мощный и грозный политический кризис.
18 июня в Петрограде состоялась грандиозная демонстрация рабочих и солдат. В ней приняло участие около 500 тыс. человек. Полмиллиона! Такого еще не видела революционная столица революционной России. В этот воскресный день людские потоки, казавшиеся нескончаемыми, текли с утра до четырех часов пополудни к Марсову полю.
Меньшевики и эсеры приложили немало усилий, чтобы демонстрация прошла под лозунгами доверия Временному правительству. Они считали и надеялись, что массы еще верят их обещаниям и пойдут за ними.
Но народ решил иначе. Над бесконечными колоннами демонстрантов, стекавшимися к центру со всех концов города, реяли знамена с большевистскими лозунгами. Это была, по словам Ленина, «мерная поступь рабочих и солдатских батальонов»{34}.
«Вся власть Советам!» — говорили знамена, говорили плакаты. «Вся власть Советам!»— говорили сотни тысяч рабочих. «Вся власть Советам!» — говорили солдаты.
«Контроль над производством!», «Долой министров-капиталистов!» — вот что сказал народ, рабочие и солдаты, которые пошли за большевиками», — так писала газета «Солдатская правда» о демонстрации 18 июня.
Даже меньшевистская «Новая жизнь» признавала: «Воскресная демонстрация обнаружила полное торжество «большевиков» в среде петроградского пролетариата и гарнизона». А «Известия» — официальный орган Петроградского Совета —20 июня 1917 г. констатировали, что большевистские лозунги преобладали, что рабочие и солдаты со «злостью рвали то там, то здесь знамена с лозунгами доверия Временному правительству».
И опять, как в апреле, трудящиеся Питера были поддержаны революционными выступлениями в Москве, Киеве, Твери, Минске, Воронеже, Томске и многих других городах. В Риге в демонстрации участвовали 50–60 тыс. человек. Демонстранты несли лозунги: «Долой 10 министров-капиталистов!», «Мир между народами!», «Мир без аннексий и контрибуций!», «Немедленное перемирие!».
Временное правительство, не имевшее массовой опоры, вновь оказалось перед лицом серьезнейшего кризиса.
«Политический кризис, по признанию самих эсеров и меньшевиков вечером 18 июня, разразился бы наверное, если бы его не перерезало наступление на фронте», — писал В. И. Ленин{35}.
Да, в день демонстрации 18 июня, когда народ требовал мира, на Юго-Западном фронте заговорили пушки. Русская армия после двухдневной артиллерийской подготовки перешла в наступление. Сотни батальонов двинулись по украинским полям на позиции австро-германских войск.
На организации этого наступления давно и упорно настаивали представители Антанты. Цель этих «верных союзников» России была проста: отвлечь к русскому фронту возможно большее количество германских дивизий, ценой русской крови облегчить победу над Германией.
Российскую контрреволюцию не волновали новые жертвы и страдания народа. Она рассматривала наступление как беспроигрышную лотерею: если на фронте будет достигнут успех, то под гром победных литавр легче обрушиться на революционные силы, выступавшие против войны. Если же наступление провалится, то это легко использовать как предлог для разгрома большевиков, обвинив их в разложении армии.