Великая Пустошь
Шрифт:
– Может и такое быть, - кивнул Коляныч очкарику.
– Однако, в том, что ты говоришь, Агей, что-то есть! Как-то неразумно им брать и нас, таких ценных, выбрасывать, как мусор. Надо это обдумать. Но, в любом случае, хрен мы тут чего надумаем. Надо ждать и смотреть по обстоятельствам. Если дело дойдёт до реального нашего выхода из города, то надо смотреть на проводников, которые нас поведут.
– А чё!
– подал голос Добер.
– Если они поведут нас, и мы увидим, что это мудаки какие, то ведь от них и сбежать можно, да? А можно, даже, и грохнуть их и стволы забрать, а? Коляныч?
–
– Но, надо сперва смотреть, что это за проводники. А то, как бы они нас самих не...
Бывший раб сделал руками неприличный жест у пояса.
– Интересно, - сказал Агей.
– А сколько их будет, этих проводников? Если их там куча, то, значит, это что-то не то. Зачем столько народу, ради нас, четверых?
– И тут ты прав!
– сказал Коляныч.
– Там одного-двух человек за глаза хватит, чтобы нас провести. Но, давайте, пока себе голову не забивать. Подождём. К тому же, будем надеяться, что и Хтон о нас, не позабыл.
Агей вспомнил про ночную записку, которая вылетела из головы из-за визита этого Друга...
Через несколько часов в палату заглянул санитар и начал вызывать парней по одному. Коляныч, привычно, двинулся первым. Через пять минут, за ним последовал Добер, потом Вилен. Агей же покинул спальню последним.
То, что товарищи не возвращались назад, указывало на то, что их явно куда-то переводят. Поэтому, покинув комнату и идя в сопровождении двух санитаров по коридору, Агей почувствовал нервное возбуждение. Настроение сразу улучшилось.
Парня завели в комнату, где на столе лежали какие-то тряпки, кои при ближайшем рассмотрении оказались одеждой. У парня забрали халат и быстро подобрали ему одежду - трусы, штаны, рубаху и носки. Вся одежда либо светло-коричневого, либо тёмно-желтого цвета. Часть одежды была похожа на новую, а часть явно уже старая, однако все вещи выглядели чисто отстиранными.
Парень, надев штаны и рубашку, не видел себя со стороны, но прикинул, что он теперь немного походит на рабочих Источника, которых он уже видел на улицах. Видимо так и выглядят начинающие кандидаты, понял он.
После того, как он оделся, ему сковали руки наручниками, и повели по коридору. Путь закончился в тенистом дворике под открытым небом. Навстречу дыхнул горячий жар воздуха, от которого Агей за эти дни уже отвык.
В нескольких метрах от выхода стоял маленький грузовичок с накрытым тентом кузовом. Парня подсадили, и он пролез внутрь кузова, где увидел, что у стен закреплены две лавки. На одной сидели Добер с Колянычем, на другой Вилен. Присев рядом с бывшим библиотекарем, Агей сразу обратил внимание, что товарищи, как и он, одеты в новые одежды. Товарищи в ней смотрелись необычно и даже забавно, но сейчас никто не улыбается и у всех на лицах нарочито серьезно-равнодушные выражения.
Пока Агей разглядывал товарищей в новой одежде, к ним на обе скамейки, у выхода, присели двое кандидатов-повстанцев с красными повязками на руках. Оно опустили тент и грузовик тронулся. Сперва медленнее, потом быстрее.
Всего через несколько минут поездки, машина остановилась. Повстанцы откинули тент и спрыгнули на землю, скомандовав пленникам:
– Быстро, выходим!
Парни полезли наружу. Осторожно спустившись из кузова на бетонную поверхность улицы, Агей мельком огляделся. Рядом городская улица, застроенная двухэтажными домами. Машина стоит рядом с одноэтажным зданием. Там несколько мужчин открывают дверь, над которой ржавая вывеска с надписью:
ПОЛИЦИЯ
Агей сразу обратил внимание, что двери в этот полицейский участок стеклянные, явно из прочного стекла, как двери в палате, больницы на острове...
Пленников провели внутрь, и они оказались в прохладном маленьком вестибюле, где стояли несколько диванчиков и, левее входа, стол. Ещё левее, проход и напротив входных дверей проход. Парней повели налево. Там Агей сразу же увидел коридор длиной метров семь, справа и слева которого находились решётки. У камеры справа, дверь-решётка стояла отодвинутой. С парней сняли наручники, после чего пленников завели в камеру.
– Закрывай!
– сказал кто-то.
Послышался тихий звук электромотора и дверь-решётка подвинулась на место, закрыв выход из камеры.
6.15
Агей осмотрелся. Они оказались в хорошо освещённой тюремной камере длиной семь и шириной три метра. У стены, напротив решётки - протянулась стальная лавка, на которой можно сидеть и даже лежать.
На другой стороне коридора ещё одна такая же камера. Там пусто и под потолком узкое окно, выходящее на улицу.
Слева от камер, проход без двери и, подойдя к решётке, Агей увидел вестибюль полицейского участка. Там, тихо разговаривая, стояла кучка повстанцев с красными повязками на рукавах.
Коляныч увлёк парней в дальний угол камеры.
– Неплохо, - сказал он.
– Пока что, всё идёт по плану. Отсюда, значит, нас уже заберут в побег. Если караульные к нам подойдут, то молчите. Говорить буду я.
Через минуту, голоса снаружи затихли. Подойдя к решётке, пленники увидели, что почти повстанцы, которые привезли их, покинули вестибюль, а в помещении остались только двое мужчин. Через несколько минут, двое караульных, мужчины средних лет, подошли к решётке и завели с пленниками разговор, спрашивая, кто они и откуда?
Коляныч уверенно начал общение, рассказывая, что все они прибыли из севера. Товарищ называл названия городков и деревень, рассказывая, что они все четверо из одной местности и, дескать, Агей его двоюродный брат, а Вилен и Добер - троюродные братья. Все они работали в усадьбе одного богача - он и Добер "на хозяйстве", а молодые парни - в библиотеке, но богач разорился, и их всех, уволили. Тогда они двинули на юг, перебиваясь случайными заработками, но нигде не могли закрепиться, ибо с работой было туго, а там, где их нанимали, их часто обманывали, и вообще ничего не платили.