Великая сталинская империя
Шрифт:
Начал с генерала армии Мерецкова, которого накануне войны, буквально перед расправой, для отвода глаз назначил главкомом Северо-Западного направления в составе двух фронтов — Северо-Западного и Северного. Мерецков в поезде «Красная стрела», курсировавшем между Москвой и Ленинградом, отправился к новому месту назначения, но доехать ему помешали чекисты, арестовавшие генерала прямо в вагоне. Мерецков побывал уже в подвалах НКВД в 1937 году и, судя по всему, был духовно надломлен, когда его с поезда доставили в Сухановскую тюрьму. Чтобы избежать повторения издевательств и мучений или, по крайней мере, свести их до минимума, он решил без строптивости рассказать следователям все, что те пожелают от него услышать. Однако его опыт общения с чекистами трехлетней давности несколько устарел: издевательств он не избежал даже при всей своей готовности
Как только с него сорвали пятизвездочные петлицы генерала армии, срезали для порядка пуговицы на брюках и с нормальным лицом сфотографировали в профиль и анфас для открывающегося дела, ему тут же принялись «менять» внешность. Еще не задав ему ни единого вопроса, чекисты сбили генерала на пол и стали усердно «обрабатывать» резиновыми дубинками. Потом вся следственная бригада помочилась на голову потерявшего сознание генерала и оставила его в луже мочи до утра приходить в себя. А после того как ошеломленный и до предела униженный издевательствами уважаемый генерал пришел в сознание, то выяснилось, что на первом его допросе желает присутствовать… сам Сталин! Это уникальный случай, когда абсолютно точно известно, что поборник «социальной и юридической справедливости» товарищ Сталин лично присутствовал при допросе оклеветанного человека, в чью виновность он и сам не верил, но отдал на мучения по своей прихоти, чтобы свалить на Мерецкова и других вину за поражение на определенном участке огромного фронта. Но ведь Мерецков не успел покомандовать! Не беда: его обвинили в неправильности его предыдущих, довоенных приказов…
События не дали возможности Сталину присутствовать на первом допросе Мерецкова, и следователи начали работать над генералом без «Хозяина». Отвлекаясь, упомянем, что по косвенным сведениям от влиятельных лиц из госаппарата и НКВД Сталин, оказывается, до войны присутствовал на допросах армейских и гражданских «знаменитостей», наиболее опасных, по его мнению, врагов. Просто чудовищно: вообразить его в кабинете следователя, с любопытством, с присущей невозмутимостью владыки созерцающего покаяния изуродованной жертвы. Это было своего рода психовоздействие, направленное на то, чтобы окончательно сломить волю некогда влиятельного оппозиционера. Между прочим, тут напрашивается некоторая аналогия с девизами 30-х годов: «Сталин — лучший друг..» — а дальше продолжайте по собственному усмотрению: колхозников, сталеваров, летчиков, врачей, учителей, философов, пионеров, комсомольцев… Если верно, что Сталин посещал допросы в НКВД — а это с полной уверенностью при отсутствии документов утверждать не беремся! — то почему бы не выдвинуть девиз и не нарисовать с таким же названием картину: «Сталин — лучший друг чекистов и… их жертв!» Опять же по аналогии вспомним, что история хранит немало примеров, когда диктаторы всех времен и народов любили присутствовать при пытках своих явных и мнимых врагов…
Потому так много внимания уделяется злоключениям Мерецкова в подвалах НКВД, что, имея конкретные свидетельские показания о его драме, хотим показать, как в начале войны Сталин отдавал на растерзание и ломал волю даже тех командующих, которые были в общем-то ему нужны в Генштабе, в штабе фронта, а не в подвалах НКВД. Но еще более Сталину нужны были крупные виновные… И он их находил…
На первой же очной ставке со Штерном Мерецков начал давать показания, невзирая на истерические крики последнего: «Кирилл Афанасьевич! Ну ведь не было этого, не было!» А Мерецков показал, что вместе со Штерном был вовлечен в шпионскую группу, работавшую сразу на немецкую и английскую разведки, что они передали за границу важнейшие планы Красной Армии. Когда генерал не смог быстро назвать руководителя шпионской группы — да потому что руководителя, как и самой группы, и в помине не было! — то его опять избили резиновыми дубинками.
Следователь НКВД Семенов годы спустя вспоминал: «Я лично видел, как зверски избивали на следствии Мерецкова и Локтионова. Они не то что стонали, а просто ревели от боли… особенно зверски поступили со Штерном. На нем не осталось живого места. На каждом допросе он несколько раз лишался сознания… Локтионов был жестоко избит, весь в крови, его вид действовал на Мерецкова. Локтионов отказывался, и Влодзимирский, Шварцман и Родос (следователи — Авт.) его продолжали избивать по очереди и вместе на глазах Мерецкова, который убеждал Локтионова подписать все, что от него хотели. Локтионов ревел от боли, катался по столу, но не соглашался…» Вот, оказывается, сколько стоит подпись порядочного человека, когда ею надо скрепить ложь государственного значения. И духовная честь порой оказывается тверже, выше и дороже физических мук.
В числе сообщников Мерецков первым назвал Жукова, затем генералов Павлова, Кирпоноса, Кленова и многих других… Кленов позже скончался на допросе от сердечного приступа, а сам Северо-Западный фронт, где он был начальником штаба, разгромлен похлеще Западного. Генерал Павлов в результате навета Мерецкова был расстрелян вместе со всем своим штабом! Впрочем, не Мерецков, так другой бы оклеветал Павлова под пытками, если Павлова в жертвы наметил сам Сталин за разгром Западного фронта. Кирпоноса в Киеве застрелил особист двумя выстрелами в затылок. По официальной версии Кирпонос покончил с собой. Уникальное самоубийство в истории криминалистики, когда самоубийца дважды стреляет себе не в сердце, в висок, а в… затылок. И вообще, в истории не зарегистрирован самоубийца, способный дважды (!) выстрелить в себя, поскольку в таком психологическом состоянии уже после первого выстрела — даже неудачного! — сразу же наступает шок.
Жуков уцелел, но все его сотрудники — от начальника штаба генерала Телегина до водителя Бочина — были арестованы… Мерецков назвал и прославленного тогда летчика-истребителя Рычагова. Тот на допросе начал матом крыть следователя Родоса. Тогда в отместку арестовали жену Рычагова — майора авиации Марию Нестеренко, которую схватили прямо в части. Специально исследовавший ее судьбу публицист Аркадий Ваксберг писал: «Такое же мужество проявила она и в камере пыток, спасая от клеветнических обвинений и себя, и мужа… Истязания, которым подвергали эту замечательную женщину, я не в силах описывать… У меня не хватает мужества даже на это…» Мария Нестеренко ни в чем не призналась, не подписала ни одной лживой бумажки — и в октябре 1941 года была расстреляна вместе с мужем. Исследователи считают, что не назови Мерецков фамилии Рычагова, тот с женой остались бы живы — по крайней мере их ждала бы героическая смерть в воздушном бою с гитлеровскими «ястребами», а не от пуль чекистов в подвалах НКВД…
А с Мерецковым вдруг произошло «чудо», которое в ряде других подобных «чудес» времен репрессий невозможно логически объяснить, да и поясняющих документов на этот счет в архивах тоже не нашли ни по одному такому «чудесному» делу. Чудо, естественно, случалось по велению всемогущего вождя. В сентябре 1941 года Сталин неожиданно приказал выпустить Мерецкова на свободу. Вместе с ним освободили Ванникова, Батова и еще нескольких человек, Ходили слухи, что в их удивительном спасении подействовало ходатайство Жукова. Все остальные, проходившие по этому делу, — Проскуров, Рычагов с Нестеренко, Смушкевич, Локтионов, Савченко, Сакриер, Штерн, Засесов, Володин, Оклизков, Аржеухин, Каюков, Соборнов, Таубин, Розов, Розова-Егорова, Булатов и Фибах — были расстреляны. Значит, у Сталина все же было достаточно хороших командиров, если он мог их произвольно, по мании подозрительности, ставить к стенке даже в военное время, когда каждый опытный комполка был на вес золота, не говоря о талантливом генерале в штабе армии, фронта.
Между прочим, в «компанию» заговорщиков по делу Мерецкова попал и один из участников цареубийства — Филипп Голощекин. Об этом можно сказать, что возмездие свершилось, и холуйский пес получил пулю от своего хозяина, которому стал не нужен.
Параллельно дела о военных заговорщиках разбирались в тюрьмах и НКВД Саратова и Орла. И там в подвалах и во дворах под рокот моторов гремели выстрелы. Свидетельства следователя Семенова о том, какие показания давал на допросах Мерецков, подтверждал при жизни и следователь Василий Иванов, тоже участвовавший в «раскрытии» этого дела.
Мерецкова прямо в тюрьме переодели в новую форму, и он в тот же день предстал перед вождем, про которого недавно на следствии говорил, что «готовил на него покушение». Вождь, говоря о новом назначении Мерецкова, сделал вид, что понятия не имеет ни о каком «камерном сидении Мерецкова» и сочувственно заметил, что тот плохо выглядит и поинтересовался его здоровьем. Вообще-то, по многочисленным отзывам, товарищ Сталин был отзывчивым и деликатным человеком — и это при всей его суровости. А освобожденный Банников тоже, естественно, перестал числиться «врагом народа и подлым шпионом», обрел доверие Сталина и был назначен наркомом боеприпасов…