Великая сталинская империя
Шрифт:
Создание восточного блока (Варшавского договора) сопровождалось ростом явного и скрытого недовольства со стороны местного населения, охлаждением восторгов по адресу СССР, как носителя «нового вида коммунистической демократии». В этом отношении наиболее характерно сообщение корреспондента ТАСС в Праге В. С. Медова, обобщавшее антисоветские настроения в братских странах и раскрывающее мотивы, движущие силы диссидентства, вылившиеся через годы в Пражское восстание.
Медов объективно писал: «Это охлаждение наблюдается не только со стороны мелкобуржуазных элементов, обывателей, но и со стороны определенной передовой части населения. В повседневном общении с чехами советский человек чувствует усиление холодного и даже недоброжелательного отношения в государственных и общественных
Больше стало неискренности по отношению к СССР. Становится заметным, когда отдельные работники или организации, предпринимая что-либо в интересах укрепления связей между Советским Союзом и Чехословакией, делают это без прежнего воодушевления. Чувства благодарности и преданности Советскому Союзу, товарищу Сталину проявляются теперь как-то сдержанно и носят более официальный характер, чем прежде… за все трудности и недостатки чехи сваливают вину на СССР». (РГАСПИ, ф. 82. оп. 2, д. 1361, л. 133–134). Аналогичные сообщения поступали из других стран формирующегося социалистического лагеря.
Политические противоречия, вызванные в результате навязывания Кремлем своей жесткой модели строительства социализма, зашли так далеко, что уже весной 1948 года начался советско-югославский идеологический конфликт, который был крайне невыгоден для Москвы. В данном случае Сталин был раздражен упрямством Тито в его позиции и не счел нужным попытаться урегулировать конфликт. Властный и самолюбивый «кремлевский горец» пошел на обострение конфликта, с помощью Коминформа настраивая против Югославии другие страны Восточной Европы, недооценив важность и выгоду особенностей национального развития. Сталин обвинил Тито и его сторонников в «раскольничестве соцлагеря на основе махрового национализма».
Это была большая потеря для идеологического авторитета Москвы в Европе и в мире. Об этом говорит и то, что резолюция второго совещания Коминформа по Югославии, принятая в июне 1948 года, вызвала неоднозначные оценки, как в обществе соцстран, так и в их компартиях. Часто коммунисты Польши, Болгарии, Чехословакии в союзе с демократами одобряли «смелость Тито и его самостоятельность как государственного лидера, опирающегося на народное доверие». Именно под лозунгом борьбы с титовщиной, его «агентами» в соцстранах начались партийные чистки и аресты. Наиболее громкими были инспирированные Москвой судебные процессы над Л. Патрашкану, Л. Райком, Т. Костовым, В. Клементисом, В. Гомулкой и другими руководителями. Социалистическое и коммунистическое единство достигалось ценой репрессий, что в итоге и привело к полному развалу социалистического государства.
Узурпацию коммунистами режимов в восточном блоке и репрессии против диссидентов западные политики тут же использовали для разжигания холодной войны с использованием шпионско-провокаторских методов. Через годы по этому поводу, в одном из интервью в Америке, наш диссидент, писатель С. Довлатов скажет: «В сущности, в годы холодного «душа» мы воевали против западной идеологии, чтобы доказать, насколько прочна и лжива наша собственная, коммунистическая, чтобы самим под конец перестройки активизировать механизм бомбы замедленного действия, разорвавшей СССР на скопище полуголодных, воюющих друг с другом республик и регионов».
Начало «холодной войны»
Кто же кого больше напугал — Сталин американцев своим распространением коммунистического влияния по миру или Трумэн Сталина своей грубоватой и неосторожной угрозой «применить атомное оружие для усмирения зарвавшихся коммунистов»?
Большинство наших историков склонны считать, что толчок к навинчиванию интриг холодной войны дал Черчилль неосторожными, резкими высказываниями по поводу коммунистической угрозы в своей знаменитой фултоновской речи. Кстати, для попытки объективного выяснения причин и обстоятельств «идеологического поединка послевоенного десятилетия» между коммунистическим Востоком и буржуазным Западом очень важно уяснить, что же из себя на самом деле представляет скандальная речь Черчилля, произнесенная им в Фултоновском университете 5 марта 1946 года. Речь хорошо известна среди общественности Запада, но в СССР только под конец горбачевской перестройки она была впервые полностью опубликована. До этого же ее у нас знали понаслышке и приходилось доверять извращенным комментариям советских политических брошюр и книг.
13 марта 1946 года, отвечая на вопросы газеты «Правда», Сталин безапелляционно заявил: «По сути дела Черчилль стоит теперь на позиции поджигателя войны, поразительно напоминая Гитлера и его друзей». Насколько же правомерно Сталин сравнил вдруг демократа Черчилля с кровожадным фашистом Гитлером?
Процитируем некоторые места фултоновской программы и коротко прокомментируем их с позиций современного понимания демократии и миротворчества.
«Я могу поэтому, опираясь на свой жизненный опыт, позволить себе высказывать свое мнение по проблемам, которые окружают нас на другой день после нашей абсолютной победы, и попробовать удовлетвориться тем, что сила, которая была получена ценой многих жертв и страданий, должна быть сохранена для будущей славы и безопасности человечества», — вот главный отправной тезис размышлений, высказанный Черчиллем в начале своего выступления. Далее он говорит о безопасности человечества (не только супердержав!), о неразвязывании Третьей мировой войны, которая с применением атомных бомб способна уничтожить человечество вместе с развивающейся западной цивилизацией, заботящейся о своем благополучии и спокойствии.
Фултоновская речь Черчилля. Карикатура Бориса Ефимова
Искренне рассуждая о перспективах большой англо-американской политики, бывший британский премьер предостерегает своих последователей у руля власти от необдуманных шагов, подчиненных мелочным, сиюминутным помыслам и выгоде: «Если вы посмотрите вокруг себя, вы должны ощутить не только чувство выполненной обязанности, но и безопасности, боязнь не потерять достигнутое. Возможности наши теперь ясны и понятны для обеих наших стран.
Если будем отклонять или игнорировать это, или растрачивать но мелочам, впоследствии получим справедливые упреки. Необходимо, чтобы постоянство мнения, настойчивость в достижении цели и великая простота решения могли управлять поведением англоговорящих народов в мире, как они делали это во время войны. Мы должны, и я верю, что мы будем соблюдать это серьезное требование».
К сожалению, в последующие десятилетия, становясь мировым смотрителем, США чаше выступали в роли жандарма, нежели дипломатичного миротворца. И упреки за жестокие просчеты, стоившие американцам сотен тысяч жизней в разных вооруженных конфликтах, политики прошлого из Белого дома уже получили. Тут имеется в виду недовольство Корейской и Вьетнамской войнами, массовые манифестации протеста, марши ветеранов, швырявших награды через ограду Белого дома.
Сталин и последующие коммунистические идеологи однозначно обвиняли Черчилля в агрессивных устремлениях, в желании изолировать СССР от мирового сообщества, спровоцировать антисоветские мятежи в Восточной Европе и даже в самом Союзе. На самом деле Черчилль подчеркнул следующую программную мысль: «Что тогда является полной стратегической концепцией, которую мы должны провозгласить сегодня? Это не что иное, как безопасность и благосостояние, свобода и прогресс для всех домов и семей, для всех мужчин и женщин во всех странах». Ни дать ни взять — цитата из выступления Брежнева после подписания Хельсинкских соглашений в 1976 году. Тогда в Кремле с особым упоением на весь мир идеологи рассуждали о сдерживании гонки вооружений, о «самой справедливой социалистической демократии и свободе, правах человека». И эти же самые права тут же беспощадно подавлялись, свобода сковывалась наручниками в малоизвестных отдаленных поселках, числящихся «комсомольскими стройками», и где рабочие осмеливались выступать за элементарные бытовые условия и своевременное снабжение качественным продовольствием.