Великие битвы великой страны
Шрифт:
Вернулся понурый назад.
– Ну как? – спрашивает Кутузов.
Разводят генералы руками. Стоит Беннигсен сконфужен.
– В таком случае, я снова главный, – сказал Кутузов. – Будьте добры, выполняйте мои приказы.
Все знали, что Беннигсен просто завидует главнокомандующему. Отсюда во всем упрямство. Не любили в армии генерала. Зато Беннигсен был любимцем царя. Царь же ненавидел Кутузова. Он и назначил-то Кутузова на пост главнокомандующего лишь потому, что другого выхода не было, не имелось в русской армии второго, равного Кутузову генерала. Весь
Зная отношение Александра к фельдмаршалу, Беннигсен писал царю на Кутузова разные недобрые письма – короче, шпионил и наговаривал.
Под Красным терпение Кутузова лопнуло.
Вызвал он Беннигсена:
– Генерал, у вас бледность я замечаю в лице. Вы болезнью какой-то страдаете.
«Какая бледность, какая болезнь?» – удивляется Беннигсен. Он и румян, и здоров, и аппетит у него хороший.
– Здоров я, ваша светлость.
– Нет, нет. Это вам кажется, – отвечает Кутузов. – Вам лечиться, батенька, надобно. Непременно лечиться. Немедля, прямо сейчас. Сию же минуту. Поезжайте-ка, друг мой, в Калугу. Там воздух для вас полезный.
И отправил его в Калугу. Тут же позвал адъютанта, потребовал лист бумаги и сел писать письмо государю.
«По случаю болезненных припадков генерала Беннигсена и по разным другим обстоятельствам, – писал Кутузов, – предписал я ему отправиться в город Калугу… – Фельдмаршал задумался. Написал: – О чем счастье имею вашему величеству донести».
В то время, обращаясь к царю, обычно писали «счастье имею» (мол, обратиться к вам). Вот и использовал Кутузов такую форму. А сам, конечно, имел в виду другое. Фельдмаршал был счастлив, что выпроводил наконец Беннигсена. Пусть себе ломает царь Александр голову, о каком тут счастье ведется речь.
Четыре гусара
Четыре гусара. Веселых гусара. Четыре друга отправились в русский поход. Смеялись гусары, шутили гусары:
– Подумаешь, русский поход!
Прошли они Неман, в Витебске бились, блуждали в смоленском огне. Смеются гусары:
– Война есть война!
На Багратионовы лазили флеши.
Шутят гусары:
– Флеши есть флеши!
Однако время не знало шуток. Грозный приблизился час. Побежали французы домой.
Не унывают гусары. Четыре гусара. Веселых гусара. Старинных четыре друга.
– Домой так домой!
Голод пошел по войску. Крошки съестного нет.
– Что нам голод! – смеются гусары. Принялись есть лошадей.
Съели первую.
Трое едут – четвертый идет пешком.
Съели вторую.
Двое едут – двое идут пешком.
Съели третью.
Один едет – трое идут пешком.
Съеден последний конь. Остались они безлошадными.
Идут, не унывают гусары. Четыре гусара. Веселых гусара. Четыре надежных друга.
Однако чем дальше, тем хуже и хуже. Голод есть голод. Истомились мои гусары – хоть кости свои глодай.
Переглянулись гусары. Прошла минута. Прошла вторая. Может быть, больше. Кто их тогда считал?
И вдруг исчезли, пропали, как сон, гусары. Словно и вовсе их свет не видал.
Что за чудо?! Где же гусары? Четыре гусара. Веселых гусара. Верных четыре друга.
Съели друг друга гусары.
Изысканные манеры
Отступает французская армия. Снегом весенним тает. Редеют полки, исчезают роты. В батальонах – по двадцать душ.
После Красного без оглядки бежит неприятель.
Река на пути французов. Белорусских полей красавица – знаменитая Березина.
Берега низкие, ровные. Далекий открытый вид. Снегом поля занесены. Правда, река еще не замерзла. Льдины, как стаи, плывут.
Подошли, остановились французы. Надо строить мосты.
К Березине вместе с другими прибыл и Поль Шайно. Вот как сложилась судьба француза.
В России в те годы среди богатых дворян было модным приглашать для воспитания своих детей иностранцев. Чаще всего французов. У них манеры изысканны. Язык французский певучий. «Мсье и пардон, бонжур и плезир» [24] – вот какие слова приятные. Потянулся в Россию разный жадный на деньги люд. Брали всех без разбора – лишь бы француз. Явился и Поль Шайно. Был каретником он в Париже. В России стал гувернером.
24
Господин, простите, здравствуйте, удовольствие.
Неплохо Шайно устроился. Сыт, обут, деньги хорошие платят. Живет под Смоленском в имении князя Нарышкина.
И вдруг война. Наступают французы. Победа идет за победой. Подумал Шайно: «Э, в такую минуту лучше быть в армии. Там скорее богатым станешь».
Вступил он во французскую армию. А так как солдатскому делу Шайно был не очень обучен, определили его в обоз. «Это ничего, – рассуждает француз. – Тут даже оно спокойнее. Будет к тому же богатства на чем везти». В общем, стал он опять каретником.
Приехал Шайно в Москву. А что случилось дальше, вам уже хорошо известно. Покатились французы вспять.
«Э, – соображает обозник, – дело недобрым пахнет». Взял и сбежал он из армии. Снова вернулся к себе под Смоленск. «Ну что ж, опять гувернером буду».
Да только ошибся Шайно. Встретили барские крестьяне его немило. Чуть не убили. Пришлось французу брать ноги в руки, иными словами – бежать. У Березины и догнал он ушедшую армию. Строят французы мосты. Сидит Шайно дожидается. Скорей бы на правый берег.
Сгрудились у Березины остатки французской армии: недобитая гвардия, уцелевшие при кое-каких корпусах обозы, тысячи раненых, тысячи пообмороженных. Столпились солдаты, ждут.
И вот началась переправа. Мосты построены наспех. На чем только держатся! Доски шатаются. Перил – тех и вовсе нет.
Все жмутся к мостам. Все хотели бы в первую очередь. Да нет, пропускают вначале гвардию. Затем отбирают наиболее годных для боя солдат. Остальные – пока дожидайтесь. Идут по мостам солдаты, торопятся. Срываются крайние в воду. Моржами средь льдин ныряют.