Великие битвы великой страны
Шрифт:
Просмотрел Суворов.
– Тут не все, – говорит.
– Все, ваше сиятельство, – докладывают офицеры.
– Нет, не все, – повторяет фельдмаршал. – Тут еще один французишка не указан…
Рассмеялись офицеры. Поняли шутку фельдмаршала. Рассказали поручику. Бросился тот со всех ног к Суворову.
– Ваше сиятельство! – кричит. – Ваше сиятельство, ошибка! Русский я! Я же вам говорил.
– Нет ошибки, – отвечает фельдмаршал. – Не русский ты.
– Русский, – утверждает поручик. – Русский. И матушка у меня русская и батюшка русский. И фамилия у меня Козодубов.
– Мало что во Пскове рожден. Мало что матушка да батюшка русские, – говорит Суворов, – Да ты-то не русский. Душа у тебя не русская.
Дошло наконец до неумной головы, в чем дело. Упал он на колени, просит простить.
Подумал Суворов, сказал:
– Ладно, так уж и быть – оставайся. Только ступай с моих глаз долой. Иди думай. Гордись, дурак, что ты россиянин!
Всюду известны
Всю свою солдатскую жизнь Прошка провел в денщиках у Суворова.
Любил похвастать Прошка близостью к великому полководцу. Начинал так: «Когда мы с фельдмаршалом бивали турок…» Или: «Когда мы бивали прусских…»
– Ну, а ты здесь при чем? – смеялись солдаты.
– Как – при чем! – обижался Прошка. – Как же без меня? Да если бы не я…
И Прошка не врал. Составляя планы сражений, Суворов любил «посоветоваться» со своим денщиком.
– А как ты думаешь, Прошка, – спрашивал Суворов, – не заслать ли нам драгун [13] в тыл к неприятелю?
13
Драгуны – кавалерийские части.
– Заслать, заслать, непременно заслать, – соглашался Прошка.
– А как ты думаешь, не направить ли нам генералу такому-то сикурс [14] .
– А как же – направить, непременно направить, – одобрял Прошка.
Не раз Прошка спасал Суворова от верной гибели. Неосторожен, отчаян фельдмаршал. За ним нужен глаз да глаз. Неотступен Прошка – словно тень за Суворовым. Поскользнулся фельдмаршал на пароме, ударился головой о бревно, камнем пошел ко дну – Прошка, не мешкая, бросился в воду. Убило под Суворовым в разгар боя лошадь, и снова Прошка тут как тут – подводит нового рысака.
14
Сикурс – помощь.
А сколько раз выхаживал Прошка Суворова после ранений! Однажды ранение было особенно тяжелым. Пуля прошла сквозь шею фельдмаршала и остановилась в затылке. Пулю вырезали. Однако рана воспалилась.
Суворов с трудом дышал и часто терял сознание. Больному требовался полный покой, Суворов же метался, порывался все время встать.
Ни доктора, ни генералы не могли успокоить Суворова.
И снова нашелся Прошка.
– Не велено, не велено! – покрикивал он на больного.
– Кем не велено! – возмущался Суворов.
– Фельдмаршалом Суворовым, – отвечал Прошка.
– О, фельдмаршала надобно слушаться. Помилуй Бог, надобно слушаться, – говорил Суворов и утихал.
Во время войны с французами сардинский король неожиданно прислал Прошке медаль. При этом было указано, что Прошка награждается «за сбережение здоровья великого полководца».
Медалью Прошка страшно гордился и, когда с кем-нибудь заводил разговор, обязательно упоминал: «Даже заграницкими моя особа отмечена. Мы с фельдмаршалом Александром Васильевичем всюду известны».
Глава вторая Привыкай к деятельности неутомимой
«Пахучка»
Из Петербурга на службу к Суворову прибыл молодой офицер. Князь Мещерский. Одет офицер по последней моде: щегольской мундир, башмаки лаковые, шелковые чулки до самых колен. Напомажен, напудрен.
Явился поручик к фельдмаршалу на доклад, словно не в штабную избу, а на званый обед во дворец пожаловал.
Втянул в себя Суворов непривычный запах.
– Помилуй Бог! – воскликнул. – Пахучка!
– Что? – не понял Мещерский.
– Духи, говорю, – произнес Суворов, – пахучие.
– Французские, – похвастал поручик.
Смотрит Суворов на приехавшего и опять «восхищается»:
– А наряд-то, наряд-то какой! Чудо-наряд! И, должно быть, немало плачено.
– Пол тысячи золотых, – с гордостью ответил Мещерский.
– Помилуй бог! Помилуй бог! – воскликнул Суворов. – А не прокатиться ли нам, милый, верхом? – вдруг предложил поручику.
Обрадовался молодой офицер. Сели они верхом на казацких коней. Тронулись. Сидит Мещерский на коне – собою любуется: вот он, мол, какой – и молодой, и красивый, и рядом с Суворовым едет.
Целый день таскал Суворов за собой новичка по разным местам. Выбирал дорогу неезженую. Гнал лошадей через грязь и болота, через овраги и перелески. Дважды пускал вброд через реки.
Едет Суворов и все приговаривает:
– Подумать только, полтысячи золотых!
Только Мещерский уже понял, в чем дело.
Больше не хвастает. С грустью смотрит он на щегольской наряд, понимает – ни за что ни про что пропадает наряд.
Обтрепал за долгую дорогу офицер дорогой мундир, изодрал шелковые чулки, испортил лаковые башмаки, о жесткое казачье седло до крови натер себе ноги.
Вернулся щеголь в штаб-квартиру суворовских войск, слез с коня – едва на ногах держится. Едва держится, но виду не подает. Терпит.
«Терпит. Всю дорогу молчал. Толк будет», – подумал Суворов.
И не ошибся.
Вскоре с поручика сошел питерский лоск. Стал «пахучка» исправным офицером и отличился во многих походах.
Настоящий солдат
Подошел как-то Суворов к солдату и сразу в упор:
– Сколько от Земли до Месяца? [15]
15
Месяц – Луна.