Великие Цезари
Шрифт:
Первые после окончания гражданской войны действия Августа были направлены на искоренение разбоя внутри страны и набегов внешних врагов. Больше всего беспокоили италийские берега иллирийцы. «Эллины, – писал Аппиан в Х книге «Римской истории», – считают иллирийцами те народы, которые живут выше Македонии и Фракии». Посмотрим на карту. Адриатическое море омывает как берега Апеннинского полуострова, так и Балканского, где жили иллирийские племена (территория ныне раздробленной Югославии), которые постоянно тревожили италийское побережье.
Иллирийцы, надо сказать, были отважными воинами, и дважды, в сорок восьмом и сорок четвертом годах римляне терпели от них поражения. Военные действия, которые возглавил сам император, длились с тридцать пятого по тридцать третий год, и в результате, как пишет Светоний, «покорены были Кантабрия, Аквитания, Паннония, Далмация со всем Иллириком и далее – Ретия
Глава V. Антоний и Клеопатра
В конце сорок первого года парфяне решили воспользоваться гражданской войной и нестабильностью в римском государстве и напали на Сирию. Одной из двух армий командовал Квинт Лабиен, который, как помним, был послан республиканцами в Парфию за подмогой. После поражения Брута и Кассия под Филиппами он предложил свои услуги полководца парфянскому царю. Второй армией командовал Пакор, старший сын царя Орода. Им удалось занять всю Сирию и часть Азии. Города сдавались практически без сопротивления, и это объясняется тем, что их жители устали от грабежей и контрибуций, учиненных республиканцами, а затем Антонием. Однако римский полководец Вендитий Басс, человек, кстати, низкого происхождения, в тридцать девятом и тридцать восьмом годах добивается успеха в двух сражениях. В первом он разбил Лабиена, и тот спасся бегством, но на Кипре его убил вольноотпущенник. Во втором сражении погиб Пакор. За эти победы Басс был удостоен триумфа. Антоний, возревновав к победам своего полководца, решил сам возглавить поход в Парфию.
В то время, когда наш герой триумфально отмечал победы: на море над Секстом Помпеем и, бескровную, на суше, над Лепидом, Антоний воевал в Парфии. Но эта военная кампания оказалась неудачной. Хотя, казалось, время для вторжения было выбрано верно: в восточной монархии произошел кровавый передел власти. Престарелый царь Ород после смерти Пакора передал трон своему другому сыну Фраату, а тот, чтобы обезопасить свою власть от претендентов, убил отца и всех своих братьев. Начались кровавые разборки и с другими членами царской семьи, и от этих репрессий многие бежали к римлянам.
Антоний собрал весьма внушительную армию из десяти легионов, десяти тысяч конницы и многочисленные вспомогательные войска. Армия Антония насчитывала сто тысяч человек, и до сих пор никогда еще такими мощными силами римляне не шли на Восток. За поражение Красса в пятьдесят третьем году, как помним, отомстить парфянам хотел еще Цезарь, но не успел. Памятуя о страшном поражении Красса, которого разгромила мощная конница парфян, Антоний решил двигаться на Парфию не по равнине, а через горы Армении, царь которой Артавасд считался другом и союзником Рима и для похода на парфян дал двадцать тысяч воинов. Он посоветовал Антонию наступать через Мидию, союзника Парфии. Соблазн поживиться царской казной подвиг Антония двинуться к городу Фрааспа, столице Мидии. Обоз с осадными машинами в сопровождении двух легионов под командованием Опия Статиена пошел по южной (лучшей, но дальней дороге), а сам полководец с основными силами обогнул горный массив Арарат с севера. Он был уже на подступах к мидийской столице, когда узнал, что противник напал на обоз и Статиен терпит поражение. При этом двигавшиеся в арьергарде армянские войска не стали вступать в сражение и вернулись домой, в Армению. Антоний ринулся на выручку, но опоздал. Легионы были разгромлены, обоз разграблен, и на поле боя Антоний увидел лишь горы трупов. В этом сражении погибли десять тысяч легионеров. Несмотря на то что осадные машины были потеряны, Антоний решил все же штурмовать столицу Мидии. Но все попытки взять город, несмотря на то что была построена новая техника для осады, оказались безуспешными. К тому же парфянские всадники не давали возможности добывать фураж и продовольствие, и в условиях наступающей зимы становилось ясно, что отступление
Оно оказалось просто губительным. Уже на третий день похода конница противника атаковала, и начались кровопролитные схватки. Почти целый месяц армия прорывалась с боями по бездорожью к границе с Арменией. За триста миль тяжелейшего отступления войско Антония сократилось еще на двадцать четыре тысячи человек. Царь Артавасд встретил римлян на границе и сделал вид, что всячески сочувствует полководцу, и у того не было возможности отомстить предателю. Пришлось, как говорится, делать хорошее лицо при плохой игре. Дальнейшее отступление шло по заснеженным горным перевалам, и в этих тяжелейших зимних условиях Антоний потерял от голода и болезней еще восемь тысяч человек.
Остановившись в небольшом селении в Финикии, Антоний впал в депрессию и предался пьянству. И, как пишет Плутарх: «Любовь к Клеопатре, эта страшная напасть, так долго дремавшая и, казалось, окончательно усыпленная здравыми рассуждениями, вспыхнула вновь и разгоралась все жарче, по мере того, как Антоний приближался к Сирии».
Когда наконец появились на морском горизонте долгожданные паруса и царица прибыла вместе с прижитыми от Антония детьми, трехлетними близнецами, Александром и Клеопатрой, он воспрял духом. К тому же она привезла солдатам одежду и деньги для выплаты жалованья. Он признал близнецов своими законными детьми и тут же подарил египетской царице «Финикию, Келесирию, Кипр, значительную часть Киликии, рождающую бальзам область Иудеи и половину Набатейской Аравии». Его как-то мало волновало, что эти страны были завоеваны римским оружием и отданы ему, Антонию, как триумвиру, лишь во временное управление. Он распоряжался ими как своей частной собственностью, передавая эти страны чужому государству (Египет не являлся провинцией Рима). И как очень верно пишет тот же Плутарх, Антоний «прекрасно умел находить благовидные предлоги для самых неблаговидных поступков, он говорил, что величие римской державы обнаруживает себя не в стяжаниях, но в дарениях». Странная, прямо скажем, точка зрения для государственного деятеля. И нетрудно догадаться, какую реакцию это вызвало в Риме.
Но в столицу почему-то поступали отчеты о победах Антония на Востоке, и сенат даже распорядился по этому поводу отслужить благодарственные молебствия. Октавиан и его сестра, законная жена Антония, разумеется, знали о поражении. И Октавия тут же кинулась к мужу, загрузив корабли одеждой, лошадьми и мулами, подарками и прочим. Везла она также две тысячи отборных солдат для личной охраны и деньги. То есть поступила как и Клеопатра, но только та ее опередила. Когда она добралась до Афин, то получила от мужа письмо с приказом оставаться в этом городе и к нему не ехать. Он объяснял это тем, что ему стало известно о распре между царями парфянским и мидийским, поэтому хочет воспользоваться этой ситуацией и еще раз попытать счастья в новом военном походе. Конечно, Антоний блефовал, хоть намерения отомстить парфянам у него, без сомнения, были. Он не хотел, как и всякий неверный муж, чтобы жена застукала его с другой женщиной.
Клеопатра, когда ей стало известно о демарше Октавии, приняла свои меры. Она не стала устраивать скандалы и истерики, как это делают многие женщины на Западе. О нет, у восточных чаровниц своя, проверенная веками тактика. Царица как бы впала в тоску, побледнела и осунулась и в то же время выказывала Антонию все знаки верной любви, но при этом была задумчива и грустна. Придворные доносили, что владычица благословенного Египта хочет умереть. Антонию оставалось принять единственно нужное для царицы решение: он пообещал развестись с Октавией. В доказательство послал в Афины жене письмо, в котором приказывал ей возвращаться в Рим. Это стало не только унижением для нее, но и оскорблением ее брата. Октавиан приказал сестре покинуть дом Антония и переселиться к нему. Но Октавия надеялась, что со временем муж одумается и вернется к ней. Поэтому осталась в доме мужа и продолжала воспитывать как своих дочерей от Антония, так и его сына Юла, рожденного Фульвией.
Отношения между двумя властителями, и без того сложные, становились враждебными. Особенно после того, как Антоний при живой законной жене, Октавии, женился также и на Клеопатре. Трудно сказать, какие были мотивы для этого у римского полководца, прекрасно осознававшего, что по законам его родины такой брак недействителен. Быть может, он, подобно Юлию Цезарю, всерьез верил оракулам, что парфян может победить только царь? Вполне вероятно, если иметь в виду, о чем мы уже не раз упоминали, мифологизированное сознание древних, особенно на Востоке. Кроме того, он так же, как и покойный Цезарь, прекрасно понимал, какое огромное геополитическое значение имеет Египет для военного противоборства с Парфией и дальнейшей экспансии на Восток.