Великие поэты мира: Иннокентий Анненский

Анненский Иннокентий Федорович

Миг

Столько хочется сказать,Столько б сердце услыхало,Но лучам не пронизатьЧастых перьев опахала, — И от листьев точно сетьНа песке толкутся тени…Всё, – но только не глядетьВ том, упавший на колени. Чу… над самой головойИз листвы вспорхнула птица:Миг ушел – еще живой,Но ему уж не светиться.

Завещание

Вале Хмара-Барщевскому

Где б ты ни стал на корабле,У мачты иль кормила,Всегда служи своей земле:Она

тебя вскормила. Неровен наш и труден путь —В волнах иль по ухабам —Будь вынослив, отважен будь,Но не кичись над слабым. Не отступай, коль принял бой,Платиться – так за дело, —А если петь – так птицей пойСвободно, звонко, смело.

На полотне

Платки измятые у глаз и губ храня,Вдова с сиротами в потемках затаилась.Одна старуха мать у яркого огня:Должно быть, с кладбища, иззябнув, воротилась. В лице от холода сквозь тонкие мешкиСмесились сизые и пурпурные краски,И с анкилозами на пальцах две рукиБезвольно отданы камина жгучей ласке. Два дня тому назад средь несказанных мукУ сына сердце здесь метаться перестало,Но мать не плачет – нет, в сведенных кистях рукСознанье – надо жить во что бы то ни стало.

К портрету Достоевского

В нем Совесть сделалась пророком и поэтом,И Карамазовы и бесы жили в нем, —Но что для нас теперь сияет мягким светом,То было для него мучительным огнем.

К портрету

Тоска глядеть, как сходит глянец с благ,И знать, что всё ж вконец не опротивят,Но горе тем, кто слышит, как в словахЗаигранные клавиши фальшивят.

Майская гроза

Среди полуденной истомыПокрылась ватой бирюза…Люблю сквозь первые симптомыТебя угадывать, гроза… На пыльный путь ракиты гнутся,Стал ярче спешный звон подков,Нет-нет – и печи распахнутсяСредь потемневших облаков. А вот и вихрь, и помутненье,И духота, и сизый пар…Минута – с неба наводненье,Еще минута – там пожар. И из угла моей кибиткиВ туманной сетке дождевойЯ вижу только лоск накидкиДа черный шлык над головой. Но вот уж тучи будто выше,Пробились жаркие лучи,И мягко прыгают по крышеЗлатые капли, как мячи. И тех уж нет… В огне лазуриЗакинут за спину один,Воспоминаньем майской буриДымится черный виксатин. Когда бы бури пролеталиИ все так быстро и светло…Но не умчит к лазурной далиГрозой разбитое крыло.

Что счастье?

Что счастье? Чад безумной речи?Одна минута на пути,Где с поцелуем жадной встречиСлилось неслышное прости? Или оно в дожде осеннем?В возврате дня? В смыканьи вежд?В благах, которых мы не ценимЗа неприглядность их одежд? Ты говоришь… Вот счастья бьетсяК цветку прильнувшее крыло,Но миг – и ввысь оно взовьетсяНевозвратимо и светло. А сердцу, может быть, милейВысокомерие сознанья,Милее мука, если в нейЕсть тонкий яд воспоминанья.

В.И.

Анненский-Кривич – гимназист. Сын поэта

Любовь к прошлому

Сыну

Ты любишь прошлое, и я его люблю,Но любим мы его по-разному с тобою,Сам Бог отвел часы прибою и отбою,Цветам дал яркий миг и скучный век стеблю. Ты не придашь мечтой красы воспоминаньям, —Их надо выстрадать, и дать им отойти,Чтоб жгли нас издали мучительным сознаньемПокатой легкости дальнейшего пути. Не торопись, побудь еще в обманах мая,Пока дрожащих ног покатость, увлекая,К скамейке прошлого на отдых не сманит —Наш юных не берет заржавленный магнит…

Нет, мне не жаль цветка, когда его сорвали…

Нет, мне не жаль цветка, когда его сорвали,Чтоб он завял в моем сверкающем бокале. Сыпучей черноты меж розовых червей,Откуда вырван он, – что может быть мертвей? И нежных глаз моих миражною мечтоюНеужто я пятна багрового не стою, Пятна, горящего в пустыне голубой,Чтоб каждый чувствовал себя одним собой? Увы, и та мечта, которая соткалаТомление цветка с сверканием бокала, Погибнет вместе с ним, припав к его стеблю,Уж я забыл ее, – другую я люблю… Кому-то новое готовлю я страданье,Когда не все мечты лишь скука выжиданья.

Петербург

Желтый пар петербургской зимы,Желтый снег, облипающий плиты…Я не знаю, где вы и где мы,Только знаю, что крепко мы слиты. Сочинил ли нас царский указ?Потопить ли нас шведы забыли?Вместо сказки в прошедшем у насТолько камни да страшные были. Только камни нам дал чародей,Да Неву буро-желтого цвета,Да пустыни немых площадей,Где казнили людей до рассвета. А что было у нас на земле,Чем вознесся орел наш двуглавый,В темных лаврах гигант на скале, —Завтра станет ребячьей забавой. Уж на что был он грозен и смел,Да скакун его бешеный выдал,Царь змеи раздавить не сумел,И прижатая стала наш идол. Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,Ни миражей, ни слез, ни улыбки…Только камни из мерзлых пустыньДа сознанье проклятой ошибки. Даже в мае, когда разлитыБелой ночи над волнами тени,Там не чары весенней мечты,Там отрава бесплодных хотений.

Decrescendo [17]

Из тучи с тучей в безумном спореРодится шквал, —Под ним зыбучий в пустынном мореВскипает вал. Он полон страсти, он мчится гневный,Грозя брегам.А вслед из пастей за ним стозевныйИ рев и гам… То, как железный, он канет в бездныИ роет муть,То, бык могучий, нацелит тучиХвостом хлестнуть… Но ближе… ближе, и вал уж ниже,Не стало сил,К ладье воздушной хребет послушныйОн наклонил… И вот чуть плещет, кружа осадок,А гнев иссяк…Песок так мягок, припек так гладок:Плесни – и ляг!

17

Ослабевая (ит.) – музыкальный термин, означающий постепенное убывание звучности. – Ред.