Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества
Шрифт:
В феврале 1841 года Надежда Репина на пике славы покинула сцену. Счастье семьи пересилило для нее счастье подмостков. К тому же надо было всерьез заботиться о муже. Он все чаще мучился головными болями и бессонницей. Совсем измотался в театре. Был по надобности композитором, постановщиком, с 1848 года – управляющим московских императорских театров. Недаром, все – от актеров до рабочих сцены – звали его коротко и уважительно – Сам. Друзья шутили: «Без Самого в театре и ламповщик лампы не зажжет!» Великий Щепкин говорил: «В театре эпоха Верстовского – свет золотого века!»
В тот страшный день 11 марта 1853 года Алексей только собирался утром в театр: еще чаю не выкушал – и вдруг страшный
Надежда выбежала вслед за мужем и остолбенела. Вокруг – страшное зарево. Гул. Треск. Жар усиливался. Большой театр полыхал огромной свечой. Надя застыла, прикрыв лицо руками. Давний сон обещал ей счастье при свете свечи. Или он предупреждал об этом страшном пожаре? Неужели сгорит театр, сгорят все надежды?..
Кто-то из молодых актеров – не разберешь кто, все такие перемазанные, – прошептал: «Не убивайтесь, Надежда Васильевна! Огонь до Малого театра не дошел. Там играть станем. Главное – люди целы. А Сам театр восстановит!»
Молодежь всегда права. Через несколько лет Алексей Николаевич Верстовский действительно восстановил Большой театр. Когда на сцене служили благодарственную молитву, все зажгли свечи. И свеча Надежды Репиной золотым светом затрепетала рядом со свечой Алексея Верстовского.
Все-таки давний сон обещал счастье…
Судьба и сердоликовый перстень
Имя Марии Волконской (1805–1863) мы знаем с детства. Аристократка до мозга костей, кисейная барышня, с детства окруженная толпой служанок, поехала в Сибирь вслед за мужем-декабристом. Нам говорили, что по любви. Нам рассказывали – во имя идей. Но все оказалось легендами. А правда – еще более трагической.
Она родилась 25 декабря 1805 года. Росла в счастье – пятым и любимым ребенком в семье. Ее мать, Софья Алексеевна, была внучкой великого Ломоносова. Отец, генерал Николай Николаевич Раевский, – легендарный герой Отечества, отличившийся в войне 1812 года. Семья была окружена не просто всенародным признанием, но всеобщим обожанием.
1820 год стал для 15-летней Маши шальным и счастливым. Может быть, самым счастливым. А возможно, и единственным счастливым годом в жизни Маши. В мае в гостеприимный киевский дом Раевских приехал Александр Пушкин. Он молод – 21 год. Но уже поэт, к тому же опальный. Это так романтично! В считаные дни простой визит обернулся чем-то невероятным – радостным и бесшабашным праздником. Молодежь шалила и проказничала. Генерал Раевский, умиляясь, повез всех отдыхать на юг. Неподалеку от Таганрога путники остановились, чтобы, как напишет потом Маша, «полюбоваться видом Азовского моря». «Вся наша ватага… бросилась к морю… Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала, для забавы, бегать за волной и вновь убегать от нее… Пушкин нашел эту картину такой красивой, что воспел ее в прелестных стихах».
Строки вошли в первую главу «Евгения Онегина»:
Нет, никогда порыв страстейТак не терзал души моей!Это ли не признание в любви? В Таганроге поэт даже преподнес Маше колечко – сердоликовый перстень, на котором выгравированы три амура в ладье. Наверное, влюбленный Пушкин хотел показать, что его пронзил не один бог любви, а сразу три. А что же Маша? Неужто не поняла намека? Увы, барышня Раевская была слишком хорошо воспитана. Но чувства росли, и, наконец, не сдержавшись, через какое-то время Маша написала поэту письмо. Состоялась встреча с объяснением. Каким? Об этом расскажут строки того же «Онегина». Письмо
Мария Волконская
11 января 1825 года в Киеве состоялось блестящее венчание 36-летнего князя Сергея Волконского с 19-летней дочерью генерала Раевского. Жених стоял не в духе, невеста – опустив голову. «До свадьбы я его почти не знала…» – напишет она в дневнике. Так неужели генерал Раевский выдал любимицу замуж против ее воли?
Нет, Маша не противилась. Просто отец рассказал ей, что князь Сергей Григорьевич Волконский сделал блестящую военную карьеру: участвовал в 58 сражениях и дослужился до генерала. Еще отец вздохнул: «Князь Сергей – сын члена Государственного совета, сам состоит в свите императора. Богат невероятно. А у нас, Машенька, сама знаешь, одни долги…» Маша вздохнула. Конечно, она все знала. Еще она помнила, что юный ловелас Пушкин ясно объяснил: он в мужья не годится. А князь Сергей хотя бы заплатит долги отца…
Увы, брак не задался. Уже через неделю Сергей стал резок с женой. Мария написала сестрам, что «муж бывает ей несносен», что «она ничего не понимает». Действительно, откуда было ей знать, что князь Волконский живет на нервах, ведь он уже больше десятка лет видный деятель тайного Южного общества. А вот генералу Раевскому все это было известно. Он даже потребовал от Волконского клятвы порвать с заговорщиками. И в день венчания Волконский такую «бумагу чести» подписал. Но…
«После венчания я больше об этом и не думал», – напишет он впоследствии. Проще говоря, Волконский просто обманул тестя. Впрочем, и Раевский не раз слышал, что князь лучше откажется от брака, чем предаст свои убеждения, но любимицу-дочь все-таки отдал. Видно, велики были долги… Но кто мог бы подозревать, что все они упадут на юную Марию?..
Она ждала ребенка, но муж, оставив ее в семействе Раевских, заезжал редко. Мария ничего не знала о событиях 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге. В декабре Сергей приехал на один день, благословил супругу и всю ночь жег бумаги. Потом опять исчез. 2 января 1826 года Мария родила сына Николая. Она не знала, что 14 января Сергей Волконский был арестован и уже на первом же допросе выдал всех, кого знал. Он просто сыпал именами! Даже дознаватели презрительно кривились, рассказывая потом Раевскому: «Ваш-то осрамился!» Конечно, генерал не сказал о том дочери, но скрыть, что Волконский приговорен к каторге, конечно же не смог.
Мария кинулась в Петербург. Она не разделяла убеждений заговорщиков, более того – осуждала их. Она не любила мужа. Но это был ее МУЖ. И она – его ЖЕНА – должна разделить его судьбу. Ей был 21 год. Она ничего не умела. Но тем не менее отправилась в Сибирь, покинув младенца-сына и ослушавшись родных. Позже она узнала, что ее сын умер без нее, что отец скончался с горя: уж он-то понимал, что дочь оказалась в подобном замужестве по его вине.
В пути у Марии отняли вещи, лишили слуг. Современники описали, какими ужасными методами губернатор Восточной Сибири И.Б. Цейдлер попытался ее остановить. «Он уговаривал, упрашивал и, увидев все убеждения отринутыми, объявил, что не может иначе отправить ее к мужу, как пешком с партией ссыльных по этапам. Она спокойно согласилась и на это; тогда губернатор заплакал и сказал: «Вы поедете!»