Великий Блокпост. Антология донбасской поэзии 2014–2022 гг.

Ревякина Анна

Третья глава антологии «Великий Блокпост» носит название «Позывной Поэт». В ней собраны тексты восьми поэтов-воинов. От моего доброго друга Сергея Лысенко, погибшего 9 мая 2022 года, до Григория Егоркина, который со снайперской запредельной точностью поражает любую поэтическую цель. Разреши мне вольность, дорогой перечитыватель, я хочу признаться тебе в огромном обрушившемся на меня счастье всматриваться в эти доподлинные тексты. Общим знаменателем для стихотворений поэтов-воинов является уникальное отношение авторов к своим лирическим героям, это взгляд прямо из окопа или с брони, взгляд из-под каски и через прицел. Это особое братство. Музыка поэзии военнослужащих отличается от музыки хронологической части, она более рваная, тексты осколочные и живые, слова словно бы ещё только складываются в формулы на страницах, ищут своё место. В главе «Позывной Поэт» интересна лексика, много военных слов, которые не всегда понятны гражданским, но, к сожалению, они постепенно входят в наш лексикон.

«Великий БлокПост» – это время долгостояния и долготерпения, это и час мужества, и кевларовый век, это время До… А что после него? Воскресение. Пасха. Победа.

Анна Ревякина.28 ноября 2022 года

Предчувствие

войны

Наталья Хаткина

«Воздушная тревога. И в какой…»

О. Г.

Воздушная тревога. И в какойподвал сойти со шкаликом чадящим,немеркнущей лампадой спиртовой?Присядь, скрипя, в углу на старый ящики слушай вой. В ушах? Над головой?В тревоге воздух. Медный купорос —голубизны отравная истома.Придёшь домой – воронка вместо дома,И только ветер треплет, точно пёс,какие-то листки из старого альбома.Присядешь собирать – и снова этот свист.Спуститься вниз опять? Как парковый горнист,остаться на посту? Пускай уже без горна.Будь этот гипс живым, то – честен и говнист —он предал бы родителей позорно.Эх, Павлик, лишь бы не было войны.Что ж небеса гудят? Гадальных карт не трогай.Сгрузи себя в подвал картошкой до весны.Бог весть, чем прорастешь. Мы все зараженыВоздушно-капельной рассеянной тревогой.

«Жались к огню и к другу друг…»

Жались к огню и к другу друг,а может, к врагу враг.Жестяная кружка за кругом кругописывала в руках.Пили за жуткое счастье, чтовне городов и догм.И самым бездомным казался тот,у которого был дом.Вплетались в речи то мат, то стих,то просто трещал костёр.И только женщин не трогал ихотрывистый разговор.Проклятье! – уж если сорвётся кто —не знал бы, не ведал бы…И самым жестоким казался тот,который кого-то любил.Кто знает, что к утру будет вокруг —болото, степь ли, тайга?Легли головой на друга друг,а может, враг на врага.Уснули. Сквозь зубы – то вскрик, то стон,то детский какой-то всхлип.И всех спокойней спал тот,который завтра погиб.

Чаепитие

Впятером, вшестером, всемероммы на кухне за тесным столомпили чай. Мы друг друга любили.А часы, что за нами следили,били полночь – и тут же рассвет.Но казалось, что Времени – нет.Вдруг, заплакав, воскликнула я:– Эти чашки не смеют разбиться!Эти милые пальцы и лицараствориться не могут во мраке.Слышишь? Мы никогда не умрём!Впятером, вшестером, всемером,наши дети и наши друзья,наши кошки и наши собаки.

«Нет у света ничего, кроме тьмы…»

Нет у света ничего, кроме тьмы.Он в ней лилией пророс – и погас.Кто там плачет в темноте? Это мы.Нет у Бога никого, кроме нас.Неподатливый такой матерьял —отрастить не получается крыл.Вот один хотел взлететь – и пропал.Впрочем, кто-то говорит: воспарил.То не лилия растёт средь зимы —просто хочется любви – прям сейчас.Нет у света ничего, кроме тьмы,нет у Бога никого, кроме нас.

Александр Кораблёв

Предчувствия гражданской войны

«Свобода. На краю обрыва…»

Свобода. На краю обрыватолкает в спину, шепчет: прыгай.А ты смущаешься и ждешь,молчишь и знаешь, что шагнёшь.4 октября 1983 года

«…И мы уснули. И во сне…»

…И мы уснули. И во снеувидели себя в огне.Он разгорался, а кругомвздымался дым и падал гром.И открывалась пустота,и мы летим из пустоты,и нам какой-то капитанножом расщеливает рты.А мы – ни живы, ни мертвы —бинты срываем с головы.30 июня 1984 года

««Поэзия должна быть страшновата…»

«Поэзия должна быть страшновата, —сказал

кузнец, раскаливая горн. —Век глупостей и милых терпсихордавно ушёл, и нет ему возврата».Он вынимал заклятое железо,и страшен был его багровый лик.И поднималось солнце из-за леса,и конь был бел, и всадник терпелив.

«В моей руке, в Твоей ли воле…»

В моей руке, в Твоей ли волес дороги камень отвалитьи отпустить меня застольев дому своём остановить?И всё узнать. И дрожь унять.И вынуть меч. И смерть принять.

«Брат мой, гений и злодей…»

Брат мой, гений и злодей,сторож горести моей!То хмельной, то хмурый,а в зубах окурок.Кто поймёт тебя, шальной?Что проймёт тебя, родной?Не вино, а водка.Не стихи, а плётка.Брат мой, в чём я виноват?Не убей меня, мой брат.4–18 июля 1984 года

«День придёт – и даль отступит…»

День придёт – и даль отступит,выше станем и умней,жар уймём и боль остудимбедной родины своей.И увидим всё как есть:явью явь и снами сны —от травинок и небесдо окошек расписных.13 апреля 1985 года

Вечерние размышления о мимотекущей жизни

Давно пора перечитатьодну забытую тетрадь.Она полна стихотворенийпро жизнь, про смерть,про тьму и свет.Её писал безвестный гений,по-моему, в пятнадцать лет.Я сам когда-то был такой,но стал искать какой-то свойникем не слыханный язык(хотелось числиться поэтоми быть непонятым при этом).И вот – учу теперь азытого наивного искусства,когда строку диктует чувство.Пишу народные рассказы.Боюсь метафор, как проказы.Хотя охотно их прощаюдрузьям и всем, кого читаю,особенно ночной порой.Я восхищаюсь их игройстеклянных бус, смертельных трюковна стыке образов и звуков,их расстреноженной свободойна грани мудрости и моды.Так начинают, но потомтак продолжать мешает что-то —какая-то не то зевота,не то забота о другом.Тот мальчик, начиная жить,хотел вначале разрешитьдва-три вопроса бытия,включая собственное Я.Он был на правильном пути.Он мог дойти до самой сутии даже далее – до жути.Но жить – не поле перейти.Я не о том, что жизнь – загадка,что уровень её порядка —удел детей, и то немногих.Я – о завалах на дорогах.Вот детский сад, мой первый ад,вот – школа, вот – военкомат…Куда ни глянь – одно и то же,один и тот же путь вперёд,и каждый день из тех, что прожит,похож на тот, что настаёт.И всё течёт, и мы течём,через овраги и пороги,солдаты, умники, пророки,нога к ноге, к плечу плечо…И надо же, в таком строю,ломая голову свою,к чему-то всё-таки прийтигодам примерно к тридцати.Нет, он не гений, он другой,из тех, кто предпочёл покойискусству драки рукопашной.Где он теперь и как – не спрашивай.Убит он был или прославлен,забыт, забит или затравлен —в конце концов, не в этом дело,не в том, что тело опустело,а в том, куда ушла душа.Оставь его. Не нам решать,что наша жизнь и смерти наши.И наши общие парашине нам придётся убирать.А если это так, то что ж!Чем хуже, стало быть, тем лучше.Любая ложь чему-то учит,особенно святая ложь.Изо всего, что пахнет плохо,родится новая эпоха.А мы? А мы пока всё те же:всё те же крики на манеже,и тот же смех, и ужас тот —единый лоб, единый рот…Но что-то всё-таки, но что-товстаёт из нас, как из болота,встаёт и голос подаёт,и спать ночами не даёт.ОДИН НЕСЧАСТНЫЙ ВЕК КОНЧАЛСЯ,ДРУГОЙ ЕЩЁ НЕ НАЧИНАЛСЯ…1987 год