Великий Черчилль
Шрифт:
К осени 1938 года война выглядела не просто возможной, а очень даже вероятной.
27 сентября 1938 года Чемберлен произнес речь, обратившись к нации по Би-би-си. В частности, он сказал следующее:
«Как ужасно, фантастично, невероятно то, что мы должны рыть траншеи и примерять газовые маски из-за ссоры, происходящей в далекой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем».
28 сентября, давая свою оценку ситуации в палате общин, Чемберлен, получив записку от помощника, прервал свою речь и сообщил палате, что «получил приглашение от герра
Депутаты всех партий – за очень немногими исключениями – вскочили на ноги и устроили Чемберлену овацию.
Уинстон Черчилль, бывший министр внутренних дел, бывший первый лорд Адмиралтейства, бывший министр военного снабжения, бывший военный министр, бывший министр по делам колоний, бывший Канцлер Казначейства, а ныне «достопочтенный джентльмен» – так полагалось обращаться к депутатам парламента, – представлявший избирательный округ Эппинг от консервативной партии, не встал со своего места.
Он остался сидеть и премьеру не аплодировал…
X
На встрече в Мюнхене присутствовали главы правительств четырех европейских держав – Чемберлен, Гитлер, Муссолини и Даладье, но Италия была просто млaдшим партнером Германии, а Франция уже давно играла роль второй скрипки при Англии. Так что бремя решений пало целиком на Чемберлена, и, надо сказать, он встретил в Германии полное понимание. Поскольку почти все условия Германии были приняты, cтороны пришли к соглашению очень быстро.
Договорились, что «1 октября чехи будут информированы, что они должны склониться перед неизбежным и начать эвакуацию Судет» – в то время как германские войска смогут начать свое движение на новую территорию Рейха.
Чемберлен сказал фюреру, что «если чехи будут настолько безумны, что окажут сопротивление, – он поймет необходимость применения силы», но будут ли германские ВВС бомбить Прагу?
«Конечно же, нет, – сказал Гитлер, – я всегда стараюсь сделать все для того, чтобы гражданские лица не пострадали». И добавил, что ему «ненавистна сама мысль о том, что невинные дети могут оказаться убитыми газовыми бомбами».
После этого заверения Чемберлен вынул бумагу со следующим текстом:
«Мы, фюрер и канцлер Германии и английский премьер-министр, продолжили сегодня нашу беседу и единодушно пришли к убеждению, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы.
Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германское морское соглашение как символ желания наших обоих народов никогда не вести войну друг против друга.
Мы полны решимости рассматривать и другие вопросы, касающиеся наших обеих стран, при помощи консультаций и стремиться в дальнейшем устранять какие бы то ни было поводы к разногласиям, чтобы таким образом содействовать обеспечению мира в Европе».
Гитлер прочел эту записку и подписал ее немедленно и без возражений.
Чемберлен вернулся домой спасителем европейского мира. В аэропорту Хестон его встречала огромная ликующая толпа, которой он и показал бумагу, подписанную Гитлером. Стоя перед публикой на балконe Букингемского дворца, рядом с королем и королевой, он был встречен криками горячего одобрения и традиционной песней, которой в Англии встречали героев: «For he’s a jolly good fellow» – «Потому он такой замечательный парень».
Огромному количеству людей, явившихся поздравить премьера в его резиденции на Даунинг-стрит, номер 10, он повторил слова, которые за 60 лет до него, в 1878 году, произнес после Берлинского конгресса другой премьер-министр Англии, Бенджамин Дизраэли:
«Я вернулся из Германии и принес с собой почетный мир. Я думаю, это мир для нашего времени».
Пресса ликовала. «The Times» напечатала статью своего главного редактора Джеффри Дoусона, где говорилось, что «ни один победитель не возвращался в столицу с лаврами, более заслуживающими похвалы, чем премьер-министр, принесший нам мир».
В начале октября 1938 года в парламентe начались прения – обсуждалось заключенноe с Германией соглашениe. Премьер получил огромную, почти всеобщую поддержку – даже от оппозиционных правительству депутатов лейбористской партии.
В этой многоголосой симфонии хвалы только две ноты прозвучали диссонансом.
Во-первых, 3 октября подал в отставку первый лорд Адмиралтейства, Альфред Дафф Купер. Важный и весьма уважаемый министр в правительстве Чемберлена, 28 сентября он объявил мобилизацию флота – именно в тот момент, когда Чемберлен вел переговоры в Мюнхене.
Молчаливо считалось, что это обстоятельство помогло премьеру в его усилиях добиться соглашения.
А во-вторых, 5 октября Уинстон Черчилль в палате общин сказал, в частности, следующее:
«Я нахожу невыносимым сознание, что наша страна входит в орбиту нацистской Германии, подпадает под ее власть и влияние, и что наше существование начинает зависеть от ее доброй воли или прихоти.
Именно чтобы помешать этому, я всеми силами настаивал на укреплении всех твердынь обороны: во-первых, на своевременном создании военно-воздушных сил, которые превосходили бы любые другие, способные достигнуть наших берегов; во-вторых, на сплочении коллективной мощи многих стран и, в-третьих, на заключении союзов и военных конвенций, конечно, в рамках Устава, для того, чтобы собрать силы и хотя бы задержать поступательное движение этой державы.
Все это оказалось тщетным.
Однако народ должен знать правду. Он должен знать, что нашей обороной недопустимо пренебрегали и что она полна недостатков. Он должен знать, что мы без войны потерпели поражение, последствия которого мы будем испытывать очень долго. Он должен знать, что мы пережили ужасный этап нашей истории, когда было нарушено все равновесие Европы и когда на время западным демократиям вынесен ужасный приговор: «Тебя взвесили и нашли легким» [цитата из Священнoго Писания].