Великий фетиш
Шрифт:
Они не выглядели легкомысленными. По крайней мере, они не были ленивыми. Они работали и отдыхали с неистовой силой. Они любили скорость, и их лёгкие повозки неслись сквозь толпы во весь опор. Англонианцы не просто отличались дружелюбием; они были нахально и ненасытно любопытны. Каждый раз, когда Марко с Халраном сидели в кафе, англонианцы толпились вокруг, представляясь. Они расспрашивали о деталях прошлого Марко, его настоящем и будущем. Они расспрашивали о его личной жизни, пока он не покраснел от стыда, и не стал притворяться, что ничего не понимает.
Если англонианцы ни о чём не спрашивали, то рассказывали
Халран предположил, что Марко мог бы избежать этого дружелюбного преследования, если бы выглядел как англонианец. Поэтому Марко купил пару трикотажных коротких штанов, как у Халрана, и положил свои мешковатые брюки в сумку. Новые штаны смущали его, так как были узкими, но англонианцы теперь обращали меньше внимания на него. Он оставил свои ботинки, так как привык к ним. Кроме того, они походили на англонианские ботинки для верховой езды.
Волосы на голове и подбородке Марко выросли. Марко сбрил хохолок, оставив короткую светлую щетину, которую носили англонианцы. Также он начал отращивать усы. Марко купил трубку для табака и начал, кашляя и плюясь, курить её, вместо того, чтобы жевать табак, как византианцы.
Четырнадцатого Ньютона они остановились в кафе в Камбре. Марко только приступил к еде, как Халран сжал его запястье, и сказал:
— Не оборачивайся, Марко, но будь готов оплатить счет и уйти.
— Что такое?
— Делай, что я говорю. Я потом всё объясню.
Поворчав, Марко сделал так, как сказал Халран. Когда они снова были в пути, он спросил Халрана, что случилось. Халран ответил:
— Ты не заметил трёх молодых людей у стойки, которые смотрели на нас?
— Мельком, а что?
— По их действиям было понятно, что они хотят напасть на нас.
— Да? Если бы они сделали это, я бы просто столкнул их головы с такой силой, что раздавил бы их.
— Этого я и боялся. Если бы, превысив пределы самообороны, ты ранил одного из них, на нас бы напали толпой. Если б мы выжили, закон бы строго с нами обошёлся.
— О Напоин! Почему же?
— Это были подростки; никто не может причинять вред подросткам в Англонии. Они не несут ответственность за свои действия, но если наносят вред им, это сурово карается.
— Иногда, — сказал Марко, — англонианцы ведут себя разумно, но в основном это раса сумасшедших. Почему вы так почитаете подростков?
— Что ж, видишь ли, мы верим: если мешать исполнению желаний ребенка или подростка или как-то его сдерживать, он вырастет угрюмым, расстроенным, психически больным взрослым. Поэтому им позволяют делать всё, что им хочется, основываясь на том, что они освободятся от своих антисоциальных порывов, прежде чем достигнут совершеннолетия. Поэтому все взрослые англонианцы такие уравновешенные.
Марко плюнул в пыль.
Восемнадцатого Ньютона Марко и его спутник прибыли в порт Ниорк, чьи изящные шпили и кричащие кварталы высились в дельте реки Миззипа.
Когда Марко Прокопиу и Боэрт Халран приехали в Ниорк, Марко пожелал остаться там на несколько дней, чтобы убедиться, что в городе нет его жертв. Халран же спешил в Данн, чтобы в срочном порядке закончить воздухоплавательный эксперимент перед съездом философов. Они договорились расстаться. Халран взял лошадь и нагруженного верблюда, заплатив Марко половину стоимости лошади. Он сказал:
— Теперь прощай. Если будешь в Данне, навести меня.
— Конечно, сэр, — ответил Марко.
Халран ускакал, потащив за собой гружёного верблюда, качавшегося под тяжестью четырех гигантских кувшинов со ступовой смолой. Марко провёл остаток дня на рынке. Ощущая себя бедным торговцем, он был уверен, что более словоохотливый Халран вёл бы дела лучше.
На деле Марко был не так плох, как он думал. Смущение, вызванное торгами, заставило его напустить на себя строгий и непреклонный вид. Это, вкупе с его чудовищными мускулами, заставляло торговцев думать, что Марко более уверен в себе, чем на самом деле. В конечном счете, он выменял верблюда на большую лошадь и несколько дларов сверху.
Он потратил следующие несколько дней, разыскивая Монгамри и свою жену. Эти поиски завели его в бесконечные ряды алкогольных лавок, публичных домов и притонов зависимых от марвана. Иногда странные субъекты угрожающе пялились на него или ворчали, но уходили ни с чем, напуганные его топором и мускулатурой.
Ниоркцы, как он заметил, были ещё шумнее англонианцев; они разражались вспышками гнева по пустякам. Они скакали вверх-вниз, как терсоры на жёрдочках, и выкрикивали угрозы и оскорбления. Но в миг, когда Марко сурово сжимал губы и тянулся за топором, они находили причину уйти.
Подозрительная, невоспитанная и грубая раса, лишённая чувства достоинства, думал Марко. Его озадачило распространённое у ниоркцев слово «коп» (произносилось как «кьеп» или «чоп»), пока он не понял, что это сокращённый остаток древнего ниоркского диалекта, имя богини любви Клеопатры, или, как произносят византианцы, «Клиопат». Также, несмотря на утверждённую святость человеческой жизни в Англонии, он привык к виду мёртвых тел в сточных канавах.
С другой стороны, если Марко был дружелюбен с ниоркцами, они охотно предлагали совершить совместное мародёрство или другое преступление. Он предположил, что так они проверяли незнакомца.
Марко много раздумывал о том, как поступить с Монгамри и Петронелой. Пока он не уверился окончательно, что он был прав, пообещав Халрану не убивать их, и он не мог не выполнить обещание, не почувствовав себя ещё виновнее, чем прежде, когда пожалел их. Византианцы держат данное слово с такой же серьёзностью, как соблюдают сексуальную нравственность. Но как гласит пословица: «В Роуме веди себя как роумианец».
Идея придерживаться свободных принципов англонианцев приобрела для Марко зловещую привлекательность. Но, воспитанный в месте, где такие вопросы были окружены высокой стеной пуританской сдержанности, он не мог сделать непристойное предложение женщине — как не мог ходить по Медранианскому морю. От одной мысли у него по телу ползли мурашки.