Великий государь
Шрифт:
В полночь Филарет встал на молитву. И тут неожиданно его обожгла мысль о том, что теперь настало самое время достать трон новому законному государю, племяннику царевича Дмитрия, князю Михаилу Романову. Мысль эта показалась Филарету крамольной, греховной, и он просил Всевышнего проявить к нему милость, избавить от крамольного наваждения. Но тщетны были его мольбы, мысль, словно гвоздь, все глубже и глубже впивалась в его сознание. Она же привела Филарета к неотложному шагу. Он счел, что будущего престолонаследника нужно уберечь от всех злодейских происков, спрятать его там, где бы никто не нашел.
Филарет действовал решительно и быстро. Лишь только Яков отдохнул, он снарядил сего верного человека в Москву, дал ему коня,
– Ты, сын мой, исполни мое повеление. Как примчишь в Москву, иди на наше подворье и скажи старице Марфе, чтобы не мешкая уезжала в Костромскую землю, там скрылась бы вместе с сыном Михаилом понадежней. И тебя Христом Богом прошу идти с ними. Да при случае подай мне весточку, как все будет.
Яков уехал тотчас, как получил наставления от Филарета. А побуждения Романова оказались своевременными, мысль – провидческой. Позже юного Михаила Романова искали многие клевреты Василия Шуйского. Они и в Ростов Великий приходили, шастали в городе и в ростовских монастырях. Но судьбе было угодно уберечь юного князя от происков царя Василия. И Филарет часто повторял: «Благослови душе моя Господа из псалма – так и не забывай всех благодеяний Его».
Но своей судьбы Филарет пока не ведал. Она же приближалась к крутому перелому.
В конце октября, по восьмому году нового века большой отряд поляков из войска Яна Сапеги хитростью ворвался в Тверь, разорил ее, взял в плен архиепископа Тверского Феоктиста и двинулся на Ярославль. В пути к отряду поляков пристали повстанцы Переяславля-Залесского и побудили поляков взять Ростов Великий. Сами они издавна враждовали с ростовчанами, якобы из-за того, что в былые времена они перехватили у переяславцев княжескую власть в крае.
Переяславцы привели поляков к Ростову Великому и сказали им: «Живут тут просто, городу оберегания нет». Так оно и было. Враги ворвались в город без труда. Жители города к тому часу почти все убежали из домов, спрятались в лесах, ушли в Ярославль. А те, кто не смог уйти от врагов, скрылись в Успенском соборе, уповая на Господа Бога и на митрополита Филарета. Поляки погуляли по домам, по палатам, ограбили их и после обложили Успенский собор. Они притащили тараны и после многих попыток вышибли железные врата, ворвались в храм. И началась резня беззащитных женщин, детей, стариков.
Митрополит Филарет, который готовился вместе с ростовчанами предать себя огню, не успел свершить сей подвиг. Но, подняв в руке тяжелый медный шандал, смело пошел на врагов, призывая остановить разбой и кровопролитие. Но польские воины скопом навалились на митрополита, вырвали из его рук шандал и вытащили из собора. На паперти с него сорвали святительские одежды, лихой гусар стащил сапоги. Над Филаретом поставили конных воинов и велели гнать его в Тушино, дабы публично казнить вместе с архиепископом Феоктистом.
Стоял ноябрь, шел густой и мокрый снег. Конвой двигался по дороге, разбитой повозками и конскими копытами, грязь, смешанная со снегом, доходила Филарету до щиколоток. Митрополит страдал от холода, от болей в замерзающих ногах, все тело его постепенно коченело. Но он шел мужественно и не просил милости у врагов. Его гнали весь день и вечер. Лишь к ночи поляки остановились в какой-то разоренной деревушке. Филарета затолкнули в пустой хлев, заперли. Ночь была ужасной. Остатки одежды на Филарете были мокрыми, а к ночи, когда ударил мороз, замерзли, и сам он постепенно замерзал. Кой-как прикрывшись старой соломой, Филарет вознес к Всевышнему молитву о спасении, постепенно согрелся и обрел спокойствие и веру в то, что ужасы не будут длиться вечно.
И ранним утром в судьбе Филарета произошли перемены. Переяславцы, возвращаясь из Ростова Великого домой с награбленным добром, тоже остановились в деревне. Они же и сказали полякам, что тот, кого гонят босым в Тушино, приходится царю Дмитрию тушинскому двоюродным братом, и попросили оказать ему честь. Переяславцы дали для Филарета старый кожух, татарскую меховую шапку, казацкие сапоги и штаны. Филарета одели, посадили в сани и повезли дальше.
Все, что случилось с митрополитом Филаретом в последующие дни и недели, напоминало ему затянувшийся кошмарный сон. Его словно опутали колдовскими мерзостями. События, которые водоворотом захватили Филарета, трудно было пересказать. Одно хорошо врезалось в его память, это то, как он заболевал. На другой день после того, как его прогнали десятки верст босым по снегу, он ощутил в теле опаляющий жар, его лихорадило так, что тряслось все тело, а голова раскалилась, словно ее держали на огне. Потом он впал в забытье, и к нему пришло явление. Пред ним появился некий дьяк именем Андрон, нарядил его в святительские одежды, посадил в карету, запряженную в четверку резвых коней, и лихо помчал в Тушино. Там же, у «царского дворца» будто бы его встречал сам Лжедмитрий II, и была при нем огромная свита, бояр, дворян, служилых дьяков и архиереев разного чина. Когда кони остановились у крыльца, царская свита закричала что-то величальное. А он, Филарет, вместо того чтобы отвечать на приветствия, будто бы схватил конскую бадью и взялся поливать всех водой. Тут и сродникам досталось, князьям Черкасским, Трубецким, Троекуровым. И дальним по родству и свойству перепало, коих Филарет никого в лицо не знал. И так Филарет разошелся, что дьяк Федька Андронов, первое лицо у Лжедмитрия, вынужден был самого Филарета поливать холодной водой.
Потом пришли другие видения. Будто бы он беседовал с самим самозванцем. А как он завел беседу о московском патриаршем престоле, проча его, митрополита, в первосвятители, Филарет вновь разбушевался и опрокинул на голову Лжедмитрия жбан с вином. После этого показались Филарету письмена на лбу самозванца: «Аз есмь попович Матюшка Веревкин из Стародуба». А пока Филарет читал письмена, лжецарь подмигивал ему и говорил: «Ты молчи о том, что прочитал, молчи! Я же тебя на престол посажу, патриархом будешь над христианами». Тут Филарет плюнул в него, а лжецарь успел закрыться талмудом и закричал: «Ратуйте, убивают!»
И явился Федька Андронов, схватил Филарета на руки и прошел с ним сквозь стену в избу, где баба мылась в корыте, и бросил Федька свою ношу в другое корыто с водой, крикнул: «Мойся тут добела». Сам под печкой спрятался. Филарет плескался в теплой воде, а в избу собрались его сродники и запели хором:
Филаретушка, родименький,Надень митру патриаршую,Встань-восстань на престол,Нас лаской-милостью одари.Пели и охаживали. Из корыта достали, холстом окутали, а поверх холста святительские одежды натянули. И митру надели, и панагию на грудь повесили, посох святого Петра в руку вложили и повели в церковь Святой Троицы. Там на трон усадили, и священник, ликом на Федьку Андронова похожий, молитву зачал из триоди постной «В неделю мытаря и фарисея». «Твоими молитвами, Богородице, избави мя от всякие нечистоты». Филарет извернулся и пнул Федьку ногой. «Не богохульствуй!» – крикнул он, сам с трона во тьму полетел.
В кошмарах и во тьме беспамятства Филарет провалялся на топчане в деревенской избе несколько дней. Его зять, князь Юрий Трубецкой, и князь Иван Катырев-Ростовский все эти дни провели близ постели больного, лечили как могли, в баню носили, через хомут пропускали, бесов березовыми вениками изгоняли. Они пытались увезти его из Тушина в костромскую вотчину, но им не удалось убежать. Все тот же вездесущий Федька Андронов оказался недреманным оком и в самый последний момент пресек побег и поставил возле избы, где лежал Филарет, стражу.