Великий князь Рюрик. Да будет Русь!
Шрифт:
Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и в стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился…» [29] .
Романтизация и героизация образа Владимира Мономаха началась сразу же после его смерти и продолжилась в XIII в. – на страницах «Слова о погибели Русской земли», составленного вскоре после начала монгольского нашествия [30] .
29
Приводится в переводе на современный русский язык. «Поучение» Мономаха – ценнейший источник
30
В полном виде «Слово о погибели Русской земли» до нас не дошло, его начальный фрагмент предваряет в одном из списков Житие Александра Невского. Точная дата создания «Слова» неизвестна, и некоторые исследователи связывают его не с нашествием Батыя, а с битвой на Калке в 1223 г. или с событиями 1240-х гг.
По красоте и выразительности своего языка «Слово о погибели Русской земли» сопоставимо со «Словом о полку Игореве». По рассказу безвестного автора «Слова», половцы пугали именем Мономаха своих детей. Литовские племена в эпоху Владимира Всеволодовича не смели показаться из своих болот, венгры ставили железные ворота в своих городах, немцы радовались, что их страну отделяет от Руси синее море… И – что особенно важно! – византийский император Мануил, страшась князя Владимира, посылал к нему богатые дары. Мануил Комнин, вступивший на престол в 1143 г., никаких даров к уже умершему в то время Владимиру Мономаху посылать не мог. У князя Владимира была иная связь с Византийской империей: его матерью была греческая царевна. Прозвание свое он получил по матери – византийской царевне, дочери императора Константина IX Мономаха. Сам же Владимир Мономах был женат на Гиде, дочери последнего англосаксонского короля Гарольда Годвинсона, павшего на поле битвы при Гастингсе в 1066 г.
Могущественный и мудрый правитель, имеющий непосредственную связь с Византией и греческое прозвище, Владимир Всеволодович идеально подходил для новой исторической легенды. Отметим, что именно в это время, в конце XV в., в нашей истории появляется «Мономахов венец» как реальная, осязаемая вещь – это знаменитая шапка Мономаха. Правда, к Византии она не имеет отношения – ее изготовили мастера Средней Азии. Первое упоминание шапки Мономаха относится к 1498 г., когда она использовалась при торжественной коронации княжича Дмитрия Ивановича, внука Ивана III. Мы уже упоминали о борьбе придворных партий в последние годы княжения Ивана – и венчание Дмитрия шапкой Мономаха стало триумфом одной из этих партий, в которую входила мать Дмитрия, княгиня Елена Волошанка [31] . Торжество, впрочем, оказалось недолгим: уже в 1502 г. Дмитрий и его мать подверглись опале и оказались в заточении. На великое княжение Владимирское и Московское был благословлен Василий Иванович, ставший великим князем в 1505 г.
31
Иван Иванович Молодой, сын Ивана III от первого брака, скончался от болезни в 1490 г. Вторым браком Иван III был женат на греческой царевне Зое-Софии Палеолог, племяннице последнего византийского императора.
Именно в правление Василия III появляется «Послание» Спиридона-Саввы, и на его основе создается «Сказание о князьях Владимирских». Эта легенда была использована по прямому своему назначению в 1547 г. – при венчании на царство преемника Василия, Ивана IV. И конечно же, «Сказание» почти сразу попало на страницы летописей.
Для русского летописания XVI в. – это время несомненного расцвета. Единое, обширное, мощное государство должно было, по мысли своих правителей, обладать и столь же мощным историческим повествованием. В начале века появилось «Сказание о Мамаевом побоище» – самая большая из повестей, рассказывающих о Куликовской битве. В правление Ивана Грозного создаются огромные, многотомные летописные своды, основанные на множестве источников. Самые большие летописи этого времени – Никоновская (о ней будет подробно рассказано в следующей главе) и Воскресенская. Именно в Воскресенской летописи впервые появился рассказ о происхождении Рюрика от «Августа кесаря» и о передаче на Русь «даров Мономаха». Есть подобный рассказ и в «Степенной книге» (полностью она называется «Книга степенная царского родословия») – большом историческом сочинении, излагающем историю династии Рюриковичей по «степеням» – поколениям. Обращались к «Сказанию» и многие книжники следующего столетия (хотя в политической практике идеи «Сказания» давным-давно уже не использовались). Рассказы поздних летописей, посвященные передаче на Русь византийских регалий, обычно не имеют прямых параллелей между собой и восходят непосредственно к «Сказанию о князьях Владимирских», а изредка – даже к «Посланию» Спиридона-Саввы, которое время от времени переписывали в составе сборников. Происхождение династии и передача даров осознавались как реальный факт, и русские летописцы, упоминая Рюрика, стали как нечто само собой разумеющееся писать: «А от роду ему суща Августа кесаря римскаго…», уже не удовлетворяясь старой легендой «Повести временных лет».
Штрихи к портрету
Внимательный читатель уже обратил внимание на любопытную особенность: чем дальше разные истории про Рюрика отстоят от времени Рюрика, тем больше в них новых деталей и новых героев. Но уже в самом первом варианте легенды, на страницах «Повести временных лет», Рюрик действует не один. Настала пора повнимательнее присмотреться к его родственникам и сподвижникам, некоторые из которых могут оказаться значительно более реальными, чем сам первый князь Руси.
Прежде всего: у Рюрика есть два брата – Синеус и Трувор. Имена их пытались объяснять различными способами – и как скандинавские, и как славянские. Некоторые ученые доказывали, что перед нами вообще не имена как таковые, а неправильно понятые летописцем скандинавские слова «со своим родом и верной дружиной», хотя на самом деле в древнескандинавском языке эта фраза, если построить ее в соответствии с правилами языка, не созвучна с именами Синеуса и Трувора.
Скорее всего, перед нами опять же североевропейские имена, но подвергшиеся искажению. Орфография в летописи – ненормализованная, летописцы пишут как слышат и вполне могут исказить имена при передаче. Учитывая тот момент, что перед нами один из самых четко опознаваемых в легенде о Рюрике фольклорных сюжетов, вопрос об именах Синеуса и Трувора практически теряет смысл.
Вспомним, где обосновались братья Рюрика после прихода на Русь. Первый сел на Белоозере, второй – в Изборске. Таким образом, один из братьев управлял востоком Новгородской земли, другой – западом.
Но Белоозера в IX в. еще не существует, этот город возник позже, примерно в середине X в. Появление Белоозера было связано с проникновением восточных славян в область веси – финского племени, от века жившего в этих местах. К XI в. Белоозеро стало настоящим древнерусским городом, в котором вместе жили славяне и местные финны. Позже эпидемия страшной болезни выкосила этот город настолько, что его пришлось перезакладывать на новом месте, где и стоит современный Белозерск.
Несколько старше Белоозера Крутик – другое весское поселение, лежавшее к северу от Белого озера. Материалы раскопок Крутика дали немало информации для изучения традиционных ремесел – литья и резьбы по кости. Скандинавские древности и в Крутике, и на Белоозере относительно редки. Так что следы Синеуса (если, конечно, верить в его реальное, а не фольклорное происхождение) проследить пока невозможно.
Более благополучно обстоят дела с Трувором, вторым братом Рюрика. Изборск – город очень древний, и в IX в. он уже существует на своем месте. Если Крутик и ранее Белоозеро – это финские поселения, то Изборск – славянский город, племенной центр славянского союза кривичей.
Кривичи – это один из тех союзов племен, которые подвергались поборам «варягов из-за моря», а позже вместе с другими северными славянскими и финскими племенами звали на княжение Рюрика – занимали огромную территорию – от Пскова до верховьев Волги, куда они стали проникать в IX в. Археологический предшественник кривичей – это так называемая культура длинных курганов. Ближайшими соседями кривичей были балты, и в материальной культуре кривичей много балтских и даже финских черт. Например, кривичи – единственное славянское племя, женщины которого носили зооморфные [32] украшения-привески в виде небольших коньков. Эти коньки – характерное украшение кривичей, а не заимствование у какого-нибудь финского народа. Такие финские импорты часто встречаются в пограничных областях, где славяне и финны жили бок о бок.
32
Зооморфные – сделанные в виде животных. Привески, изображающие различных животных, были широко распространены у финноязычных племен.
Трувора в Изборске помнят. Местоположение старого города так и называется – «Труворово городище». Это высокий холм, поднимающийся над живописной долинкой. Еще в Изборске есть каменный Труворов крест, относящийся, конечно, не ко временам язычника Трувора, а к значительно более позднему времени.
Подобные предания возникли очень поздно, в тот момент, когда книга, заключавшая в себе историческое знание, перестала быть запредельно дорогим изделием. Тогда история призвания варягов стала широкодоступна и породила ряд местных поверий, бытующих в «местах боевой славы» варягов. Впрочем, на Белом озере подобной легенды нет.