Великий магистр (Тамплиеры - 2)
Шрифт:
Белокурая, живая,
Вся белее горностая,
Краска лишь у губ иная
Алая, как роза мая...
Остальные двенадцать куплетов трувера были в том же тоне, где Гильом признавался в любви к юной пастушке. А закончил старый герцог так:
Если б мне подругой стала,
В сердце б радость клокотала,
И душа бы, как бывало,
Не спешила в бой нимало,
Мне б дала отрад немало
Верность пылкая вассала.
Если б небо дар послало
Впредь забот душа б не знала!
Мало кто из рыцарей понял, о каком даре просил небеса дряхлеющий трувер, но все бурно выразили свой восторг.
– Победит
– По традиции.
– Не торопитесь, - остерег ее Алансон.
– Под занавес припасена еще одна жемчужина. Некий Жарнак, приехавший из Клюни. Говорят, его голос напоминает пение сирен.
А в это время граф Шампанский и Гуго де Пейн прогуливались по длинному коридору возле зала. Мимо них сновали слуги с подносами, почтительно склоняясь в поклонах. Возле выставленных в галереи рыцарских доспехов спал настоящий, живой рыцарь, вытянув ноги.
– Отнесите его в покои, - приказал граф мажордому, следовавшему за ними. Узнав о намерении своего вассала отправиться в Святую Землю, граф размышлял. У него имелись свои причины на то, чтобы всемерно сопутствовать этому предприятию. Причины эти косвенно касались и той тайны, которую открыл перед смертью отец Гуго своему сыну. Всматриваясь в непроницаемое лицо де Пейна, граф задумался, колеблясь: можно ли посвятить крестника в те замыслы, которые он лелеял? Искренно любя Гуго, он все же решил обождать, поскольку замышляемое им могло преобразить даже самого верного человека - и оттолкнуть. Но присутствие Гуго в Иерусалиме в дальнейшем помогло бы решить многие вопросы, если бы контроль за его действиями находился в его, графа Шампанского, руках. А как это сделать - он знал. И граф дал согласие своему крестнику, благословляя его в путь.
– Через свои каналы я извещу, Бодуэна I, своего старого приятеля, о том, чтобы тебе была оказана всяческая помощь, - сказал граф, обнимая Гуго.
– Но помни, что ты представляешь прежде всего Шампань, откуда ты родом - и никогда не должен идти против наших интересов. И еще об одном прошу тебя.
– О чем, граф?
– Возьми с собой одного рыцаря, которого я укажу.
– Я не могу отказать вам, - произнес Гуго, хотя ему и не была по душе эта просьба.
– Пусть будет так.
– Когда вы отправляетесь?
– Через месяц. Общий сбор в моем замке, в Маэне.
– Прекрасно. Ну а теперь, вернемся в зал и продолжим наше веселье.
Когда они уселись на свои места, молодой трувер из Клюни Жан Жарнак, хрупкий, импульсивный блондин, уже заканчивал свою балладу, а в зале стояла гробовая тишина: некоторые рыцари застыли с поднятыми кубками и нанизанными на кинжалы кусками баранины, слуги перестали сновать меж столами, а шуты кривляться, даже пораженный голосом певца герцог Аквитанский приподнялся со своего кресла. А Жарнак, перебирая восемь струн мандолины, допевал свою песню:
Одним судьба дает, других карает.
Тот получает все, а тот теряет,
За горем радость в беглой смене дней.
Так смерть приносит в черном одеянье
Несчастным - то, что им всего желанней,
Счастливым - то, что им всего страшней!
Едва он окончил, как рыцари восторженно загудела, восхищенные его пением. Анна с изумлением глядела на молодого трувера, а вишневые глаза ее еще больше расширились и потемнели от испытываемого ею наслаждения. Триумф Жана Жарнака был полным. Сам герцог Аквитанский, с трудом поднявшийся с кресла, подошел к нему и, обняв, поцеловал, как бы передавая ему свой лавровый венок лучшего поэта и певца Франции. Принцесса Анна обернулась к Алансону.
– Поговорите с этим трувером, - сказала она, - и сделайте так, чтобы он переехал в Константинополь. Его место в столице искусств.
Вдохновенное лицо Жарнака пылало от счастья. Успех и слава пришли к нему неожиданно, и теперь перед ним открывались все двери в королевские дворы Европы. Сбывались его сокровенные мечты. А Гуго де Пейн, глядя на победителя, думал о том, что из всего преходящего на этой земле нетленно только лишь искусство творца.
3
К полуночи гости разбрелись по обширному парку возле замка, где горели костры, а многочисленные беседки и водоемы были ярко освещены факелами. Играла музыка, а в небе взрывались и вспыхивали запускаемые алхимиком Руши и Андре де Монбаром разноцветные шары. Придворный маг удивил всех еще одним новшеством: по взмаху его руки над головами собравшихся внезапно заискрились десятки молний, свергая, как серебряные змейки. Еще один взмах - и змейки сложились в слово "МАРИЯ" - в честь жены графа Шампанского. Но даже волшебство Руши не могло затмить славу Жарнака, имя которого было теперь на устах у всех. Его окружали дамы и рыцари, украшали цветами, водили от одной беседки к другой, просили петь и читать стихи.
– У каждого наступает рано или поздно свой звездный час, - заметил Гуго де Пейн, прогуливаясь с Сент-Омером по аллее.
– И важно умереть вовремя, чтобы не пережить счастливые мгновения. За ними - пустота.
– Довольно мрачная философия, - отозвался Бизоль.
– По мне, пусть я лучше тресну, как старый дуб, на исходе жизни, чем во цвете лет. А вот, кстати, человек, с которым я хотел тебя познакомить!
– К ним направлялись Роже де Мондидье и граф Людвиг фон Зегенгейм.
– Ручаюсь тебе в его благородстве и доблести. Было бы прекрасно, если бы ты склонил его к нашему предприятию.
Встретившиеся рыцари раскланялись: оба они были давно наслышаны друг о друге. Порою не требуется слишком много слов, чтобы возникшее между людьми взаимное уважение и доверие послужило основой дальнейшей дружбе. Четверо рыцарей, негромко переговариваясь, удалились вглубь парка, - куда уже не доносился сладкий голос счастливого триумфатора, певшего песнь о любви.
Увы! Окрыленный успехом победитель турнира труверов даже не догадывался, что имя его в эти часы склоняется не только здесь: оно произносилось в другом месте, в Клюни, и по поводу, которого не пожелал бы никто. Перед своим отъездом в Нарбонн, начальник тайной канцелярии аббатства со срочными донесениями вошел в комнату приора Сито.
– В полночь я отправляюсь, - сказал он, склонив голову, покрытую куафом.
– В Нарбонне я остановлюсь под видом купца на постоялом дворе у нашего человека.
– Берегите себя, - произнес пухлый аббат, прикрывая рукой болевшие от постоянного недосыпания глаза.
– Я чувствую, что мы на пороге открытия серьезного заговора против Святой Церкви и государства.
– Теперь что касается певца Жарнака, - монах немного помолчал, коснувшись рукой своей родинки под левым глазом.
– Вы оказались правы, монсеньор. Жарнак отправился в Труа, куда прибудет не только король со своим двором, но и все три наших рыцаря-миссионера: Фабро, Комбефиз и де Пейн. Случайно ли это? Думаю, нет. Если именно он является ключевой фигурой, то надо отдать должное его быстроте и натиску. Он мог бы опередить нас на целый ход, если бы...