Великий Наполеон
Шрифт:
Выбор уполномоченного Саличетти оказался очень удачен. Комиссары Конвента просто не могли им нахвалиться. То, что Саличетти был очень доволен успехами своего протеже, понятно. Но ничуть не меньшее впечатление энергия капитана Бонапарта произвела и на другого комиссара.
Его звали Поль Франсуа де Баррас.
IX
Старое высказывание, известное в нескольких разных вариантах, которые приписываются разным людям, гласит, что «…революции замышляются святыми, осуществляются дураками, а пользу от них получают негодяи…». Поль Франсуа Жан Никола, виконт де Баррас (фр. Paul Francois Jean Nicolas, vicomte de Barras) мог бы послужить классическим примером такого негодяя. По рождению
Тем не менее титул виконта и хорошие связи ему помогли – дело ограничилось переводом в Пондишери, французскую колонию в Индии. Он дослужился до капитана, вышел в отставку в 1783 году и с тех пор жил в Париже.
Его главным занятием вплоть до грозных раскатов грома Революции была игра – он был завсегдатаем всех игорных заведений столицы, и никак нельзя сказать, что играл он с безупречной честностью. Политикой Баррас не интересовался – но то, что перед энергичным человеком после взятия Бастилии открываются значительные перспективы, увидел сразу. Разумеется, он примкнул к радикалам, голосовал за смерть короля и был направлен Конвентом в качестве комиссара на Юг, в родной Прованс.
Баррас прибыл на Юг в качестве «…карающей руки Конвента…» и увидел в этом поистине золотые возможности. «Золотые» – в самом буквальном смысле слова. Репрессии давали большие возможности как с точки зрения прямого грабежа, так и с точки зрения вымогательства – уж очень много тогда зависело не столько от зыбких так называемых законов, сколько от их интерпретации, и главному интерпретатору было легко получить практически любое вознаграждение за чуть более снисходительную, чем гильотина, трактовку обнаруженных «…преступлений перед Республикой…».
Марсель он обобрал дочиста и теперь с большим интересом следил за осадой Тулона. Тем временем Карто был смещен и заменен другим генералом, который оказался не лучше. 16 ноября командовать осадой был наконец назначен толковый человек – генерал Дюгомье. Он назначил военный совет, в котором участвовал и Баррас. План взятия города, предложенный совету Бонапартом, встретил его горячее одобрение. Дюгомье план тоже понравился, и он его утвердил.
Суть предложенной операции заключалась в том, что следовало взять ключевую позицию – форт Эгильет, после чего открывалась возможность обстрела английских кораблей, стоящих в гавани. Бонапарт был уверен, что, если вынудить английский флот уйти, Тулон можно будет взять без особых усилий.
Общий штурм начался 17 декабря 1793 года.
X
Арест генерала Бонапарта, произведенный 10 августа 1794 года, был сделан на основании донесения комиссара Конвента Комитету Общественного Спасения. В донесении говорилось, что генерал этот был за рубежом, отправившись туда без должного позволения, и что в его отношении есть сильные подозрения как в измене, так и в хищениях. Донесение было подписано Кристофоро Саличетти… В те времена во Франции люди теряли голову на основании куда менее значительных обвинений – но в данном случае генералу Бонапарту повезло. Через две недели его освободили – в его бумагах не обнаружилось ничего подозрительного.
Вообще говоря, вся эта история нуждается в комментариях.
Во-первых – почему Бонапарт вдруг стал генералом? На этот счет есть вполне понятное объяснение: занятый на осаде Тулона капитан Бонапарт в октябре 1793 года был произведен в майоры. 19 декабря этого же года Тулон был взят – а уже 22 декабря Бонапарт был произведен из майоров сразу в бригадные генералы, минуя промежуточные два чина: подполковника и полковника.
Во-вторых – после успешной осады он вернулся в штаб-квартиру Итальянской армии в Ницце, где его встретили как героя и где распоряжались уже не Саличетти, Фрерон и Баррас, а совсем другие представители Комитета Общественного Спасения, одним из которых был Огюстен Робеспьер, брат всесильного Максимилиана Робеспьера, председателя Комитета. Он поговорил со свежеиспеченным генералом и решил, что в предлагаемом им плане реорганизации Итальянской армии есть здравое зерно. В итоге в июле 1794 года Робеспьер-младший послал генерала Бонапарта с миссией в Геную – надо было понять, не окажет ли Генуэзская Республика содействия возможным операциям Итальянской армии в направлении Италии?
В-третьих, и в самых главных, – 27 июля 1794 года (или 9-го термидора по новому революционному календарю) в Париже произошел переворот. Максимилиан Робеспьер и его ближайшие сторонники, включая его брата, Огюстена Робеспьера, были схвачены и без долгих церемоний обезглавлены на площади Революции. Людей, с ними связанных, арестовывали повсюду – а править стал новый Комитет, в состав которого вошли, например, побывавшие под Тулоном Фрерон и Баррас.
Дальше пошла цепная реакция – в надежде спастись от волны арестов и как можно быстрее встать на сторону победителей влиятельные люди начали писать доносы.
В частности, один такой донос, направленный против Наполеона Бонапарта, написал Саличетти. Мотивы свои он впоследствии не объяснял, но в письмах в Париж не преминул выразить свою «…радость по поводу свержения тирана Робеспьера…» и помянул Бонапарта как близкого сотрудника его младшего брата.
Какая была у Саличетти мотивация для столь очевидной подлости, сказать не могу. Огюстен Робеспьер как бы присвоил себе протеже самого Саличетти. Достать его в могиле было уже нельзя, но можно было обвинить Бонапарта в измене и тем косвенно подтвердить измену самого Робеспьера-младшего, и к тому же сделать нечто приятное новому лицу в составе Комитета Общественного Спасения, Фрерону, который Бонапарта встречал под Тулоном и с которым не поладил.
Совершенно неизвестно, как повернулось бы дело, но, по-видимому, Наполеона Бонапарта спасли хлопоты его брата, Жозефа, и тот факт, что его имя вспомнил Баррас. В итоге Саличетти все свои обвинения снял, а бригадного генерала Наполеона Бонапарта вызвали в Париж.
Его ожидало новое назначение.
Генерал Республики
I
Тереза Кабаррюс вышла замуж столь же рано, как и Летиция Рамолино – ей было тогда, в 1788 году, неполных 14 лет. Но на этом сходство между этими юными особами заканчивалось. Если Летиция Рамолино была девушкой необразованной и преданной семейным ценностям, то Тереза имела поистине артистические наклонности, серьезно училась искусству рисовать, а темперамент имела настолько бурный, что ее батюшка, почтенный испанский финансист, дон Франциско Кабаррюс, поспешил от греха подальше выдать ее замуж, ибо у нее намечался роман с юношей-французом на год ее старше, месье Лабордом, и дон Франциско опасался, что дело может зайти слишком далеко.
Таким образом Хуана Мария Игнация Тереза де Кабаррюс стала маркизой де Фонтане и в этом качестве была представлена ко двору Людовика XVI. В 1789-м она родила сына, но согласно злой молве его отцом был не ее супруг, а некий французский дворянин, сильно превосходивший его и умом, и внешностью, и галантностью.
Когда грянула революция и маркиз де Фонтане бежал из Франции, она не последовала за ним, а осталась в стране – все ее симпатии были на стороне нового строя. Даже обратилась однажды к Конвенту с петицией о предоставлении политических прав женщинам… Она взяла себе свою девичью фамилию и с мужем в 1791 году развелась – но Террора в версии Максимилиана Робеспьера она, конечно, не предвидела. Она решила бежать в родную Испанию, была задержана в Бордо и как «…жена эмигранта…» угодила в местную тюрьму. Дело могло бы окончиться очень плохо, но ей повезло – она досталась в качестве добычи уполномоченному Конвента в Бордо, некоему Тальену. Он был человек вроде Фрерона или Барраса и охотно использовал свои неограниченные полномочия не только для казней, но и для личных целей, вроде грабежа и вымогательства. Его отец был экономом в имении некоего маркиза, и, по-видимому, идея получить бывшую маркизу де Фонтане в качестве покорной наложницы грела его сердце.