Великий Ноктюрн
Шрифт:
Комиссар красноречиво посмотрел на него.
– Понятное дело, она сама себе проломила череп. Щелкнула по лбу, и готово.
Порталь пожал круглыми, жирными плечами.
– Что касается несчастного месье Майера, тут тоже ясности нет. Труп выловили из сточной канавы близ Мулен де Фулон. Крысы–таки попортили ему фотографию.
– Вы бы хоть выражались поделикатней, – поморщился комиссар. – Бедный Жером! Откуда у него враги? Горло перерезано, да как! Это не преступник, а зверь какой–то.
– Арестовали кого–нибудь? – поинтересовался секретарь.
– Кого! – чуть не заорал комиссар. – Пролистайте акты гражданского состояния и выберите любого новорожденного младенца!
Он прижал разгоряченное лицо к стеклу и заметил проходившего по улице месье Нотта.
– Остается надеть наручники на головореза Теодюля, – фыркнул он.
Порталь расхохотался.
Месье Нотт, пересекая площадь Песочной Горы, дружески подмигнул водокачке и свернул на улицу Корольков. Перед особняком Миню его сердце дрогнуло.
На секунду блеснули красные медные полосы на двери, потом надпись красивыми буквами: таверна «Альфа». Но, приблизившись, он обнаружил обычные серые фасады.
Проходя по старинной улице Гребешков, он заглянул в раскрытую дверцу какого–то садика: высокая худая женщина кормила истощенных кур. Теодюль задержался на мгновение, и когда она подняла глаза, снял шляпу. Но вид у нее был безразличный и в ответ она не поздоровалась.
– Где же, – размышлял Теодюль, – где я мог ее видеть? Я ее знаю, это факт.
Обогнув парапет моста Прокисшего Молока, он хлопнул себя по лбу.
– Пульхерия! – воскликнул он. – Ах! Как она похожа на святую с картины!
В этот день лавка была закрыта и, однако, Теодюль заторопился к родным пенатам.
– Сегодня вечером мы съедим курицу под винным соусом, и месье Ипполит унесет с собой парочку сосисок в тесте, что я специально зажарил у булочника Ламбрехта.
Пульхерия Мейр брезгливо отодвинула тарелку с простывшей и неаппетитной луковой похлебкой.
– Одиннадцать часов, – проворчала она. – Посмотрим, удастся ли заработать хотя бы несколько су.
С одиннадцати и до часу ночи она торчала у дверей поздних кафе, стараясь всучить пьяницам всякую дрянь вроде затхлых галет, крутых яиц и жареных бобов.
Когда–то ее считали очень смазливой девицей и весьма дорожили ее благосклонностью, но счастливые годы давно миновали. И сейчас, пройдя темную улицу Шпилек, она немало удивилась, заметив рядом фигуру мужчины.
– Могу ли я вам предложить… – заколебался голос в тени.
Пульхерия остановилась и кивнула на розовые окна ближайшего кабачка.
– Нет, нет, – запротестовал незнакомец, – у вас, если позволите.
Пульхерия засмеялась про
Но эдак я могу потерять вечерний заработок, – прикинула вслух Пульхерия. – Иногда я «делаю» более ста су.
И тут она услыхала звон серебряных монет в своем кармане.
– Ладно. Оставим работу на сегодня. У меня найдется пиво и можжевеловка.
Пока они шли через пустынную площадь, Пульхерия попыталась завязать разговор:
– Жизнь тяжела для одинокой женщины. Я была замужем, но муж удрал с потаскухой, которая устраивала ярмарки в провинции.
Я ведь вправе пригласить кого–нибудь в гости, не так ли?
– Само собой, – послышался ответ.
– Но, знаете, я не смогу оставить вас до утра. Соседи так и пойдут чесать языками.
– Разумеется.
Она открыла дверцу маленького садика и подала ему руку.
– Позвольте… Осторожней, здесь две ступеньки.
Она ввела ночного визитера в бедную, но очень опрятную кухню: красный плиточный пол блестел и кровать в алькове радовала белоснежным бельем. Пульхерия горделиво осмотрелась.
– Какая чистота, не так ли? Потом кокетливо повернулась к нему.
– Стало быть, пристаем к дамам на улице, шалунишка?
Незнакомец что–то пробурчал, глядя на дверь.
– Пива или можжевеловки?
– Пива.
– Ладно. А мне, пожалуй, надо выпить капельку покрепче.
Пульхерия направилась к шкафчику и достала голубой керамический кувшин: в углу из покрытого влажной тряпкой бочонка сочилось пиво и капли монотонно булькали в фаянсовую миску.
– Это пиво от Дейкера, – объявила она. – Вам должно понравиться.
– Ладно, – нехотя согласился незнакомец. – Налейте немного.
Выпили.
Женщина зажгла стеклянную лампу с плоским фитилем, едва осветившую стол и стаканы. Мужчина решился на комплимент:
– А вы неплохо устроились здесь. Пульхерия Мейр ценила мужское внимание, которого была давно лишена.
– Видите ли, в моем маленьком доме чувствуется хозяйская рука. Старик Миню зачем–то отделил часть своего особняка и сдал внаем.
– Миню… – раздумчиво повторил ночной гость.
– Ну да, старый барон с улицы Корольков. Если пробить дыру в стене, можно попасть в его кухню.
Она захохотала.
– Пари держу, здесь побольше еды и питья, чем там. Еще пива? Я так выпью еще капельку.
Она наклонила бочонок и опустила стакан, чтобы пиво запенилось: перед этим забросила на спину концы синего шерстяного шарфа.
И вдруг шарф сжался, сдавил горло…
Пульхерия Мейр захрипела: сил у нее было маловато – она дернулась раз, другой и повалилась на пол.