Великий перелом
Шрифт:
— Франция в 1871 году тоже заключила мир с Германией, когда та заняла половину ее территории.
— У СССР немцы заняли далеко не половину территории.
— Если отбросить те земли, которые можно считать колониями, то больше половины обжитых и промышленно развитых территорий. То есть, продолжать войну они технически не могли. Тем более, что мы поддерживали их противников и активно их «топили».
— И все равно…
— И все равно в глазах широких масс мы теперь выглядим очень кисло. Обмануть партнеров чтобы не платить по счетам — это низко.
— Вы думаете, электорат нам это не простит?
— Причем
— Не только итальянцы.
— А кто еще?
— Вы забыли про русских эмигрантов. А зря. У нас сотни тысяч этих людей. Преимущественно военных. Которые вряд ли равнодушно отреагируют на все это. Пока они были нашими союзниками. А что дальше? А Романовы? Боюсь представить какую бучу они поднимут.
— Этих можно осадить. И действительно возложить на их плечи государственные займы Российской Империи.
— Вы серьезно?
— А почему нет? Или вы хотите признать на СССР права на проливы? Фрунзе ведь не уймется.
— Значит ему нужно помочь.
— В минувшем году уже пытались. Хотите вновь испытать его удачу? Не каждый человек встает с операционного стола после того, как его зарезали.
— Отравили.
— Суть это меняет?
— Если группа Тухачевского проковыряет в нем несколько лишних дырок, то я могу биться о заклад, что похорон не избежать. Его похорон.
— А если нет?
— В конце концов они так и так собираются предпринять решительные шаги. Мы можем их только подтолкнуть и поддержать, дав гарантии. Чтобы не медлили.
— Полагаете, что нам того говна, что вывалил Фрунзе, мало? Хотите еще?
— Если он сдохнет — это мы как-нибудь разгребем.
— А если нет?
— Мы то тут при чем? Подталкивать этих красавцев будут наши агенты. Или вы переживаете из-за того, что нескольких безвременно сгинувших туземцев?
— Я переживаю из-за того, что этот румын слишком неприятен, чтобы его лишний раз провоцировать.
— Вообще-то он на половину русский.
— Тем более…
Михаил Васильевич тем временем как ни в чем ни бывало занимался своими делами. Принимая все возможные меры безопасности. Но сидеть, закрывшись где-то в бункере он не хотел. Нападут или не нападут — писями по воде виляно. А время будет утрачено. Более того, если он покажет, что боится только сделает хуже.
Он направлялся в лабораторию Теслы.
Этот серб еще в прошлом году приехал в СССР. И в самые сжатые сроки разработал технологию поверхностной закалки металла токами высокой частоты. Для нее вся элементная база уже имелась. Так что особого труда Николе эта задача не составила. Союзу же принесла великую пользу. Тут и простая да дешевая закалка тонких броневых плит, и новая веха в изготовлении пуансонов для штамповки, и многое другое. После чего Союз выделил ему небольшую, но хорошо оснащенную лабораторию поставив спектр перспективных задач, и… он пропал. Вот уже полгода от него было не слуху, не духу. Сидел у себя в лаборатории и занимался чем-то. Чем именно — не ясно. Но явно увлеченно, так как опыты регулярно сжирали довольно круглую сумму
Мог бы и вызвать.
Но своим взглядом хотелось взглянуть. Мало ли? Умение объяснять не было сильной стороной Теслы. Так что пусть лучше показывает…
Лаборатория его стала удивлять с первых же шагов.
Странное освещение.
Куча непонятных приборов, имеющих, судя по всему, какое-то отношение к электричеству. Прикасаться к чему бы то ни было лишний раз он опасался. Потому что у таких без всякого сомнения «чокнутых» ученых можно ожидать чего угодно.
Самого Николу он обнаружил в самой дальней комнате. Он сидел за столом в ультрафиолетовом освещении и возился с какими-то деталями.
— Доброго вечера, — поздоровался нарком, зная, что на ломанном русском его собеседник уже вполне общается.
Ученый вздрогнул.
Оглянулся.
И буркнул.
— Я вас не ждал.
— А меня не нужно ждать, я сам прихожу. Вот — соскучился. Решил навестить. Пообщаться. Может помочь чем?
Никола смерил его скептическим взглядом, но, секунду спустя указал ему на кресло стоящее напротив.
— Над чем трудитесь?
Тесла еще немного помедлил. А потом начал рассказывать, со свойственной ему манерой стремительно увлекаясь.
Как Михаил Васильевич и думал, на перспективные разработки он «забил», занявшись новым своим увлечением — самолетом. Что вызвало у наркома как минимум недоумение. Он ведь не знал, что примерно в это время в США Никола также им и занимался. А мысли у него крутились о том давно.
Получалось не очень.
Все-таки в таких делах он был безгранично далек от профильных специалистов. Однако Фрунзе легко опознал в его поделке конвертоплан. Понятно, он задумал не Bell V-22 Osprey. Но задумал же. И весь был им поглощен, ничего не понимая в авиации.
Конвертоплан не вписывался в задуманную наркомом концепцию развития летательных средств. Он про него попросту позабыл. И вот теперь смотрел на Теслу, который с болезненно горячим взором что-то рассказывал, и напряженно думал.
Отказать и зарубить проект?
Можно.
Только зачем? Тем более, что пока этого безумца охватила идея, он все равно ничем другим заниматься не сможет. А он недешево обходится Союзу. Да — статусная персона, благодаря которой постоянно удается пиариться, набирая очки международной репутации. Но все равно — хотелось бы с него и на хлеб что-то намазать. То есть, получить какой-нибудь практически полезный результат.
Оставить как есть?
Еще хуже. Он ведь в самолетах ничего не смыслит. И пока разберется — пройдет куча времени. И, что особенно печально, денег. Поэтому Михаил Васильевич чуть помедлив прошел к телефону и набрал Туполева. Тот еще был в своем КБ. Готовил к государственным испытаниям свою «Пчелку». То есть, версию Ан-14 на местных ресурсах.
— Андрей Николаевич? Добрый вечер. Не отрываю? Прошу прощения. Но все же прошу вас взять парочку своих самых толковых ребят и подъехать в лабораторию Николо Теслы. Как зачем? По телефону об этом нельзя. Машины нет? Сейчас пришлю. Это очень важно. И связано с вашим большим проектом. Да-да. Тяжелым стратегическим бомбардировщиком. Похоже тут появилась одна идейка. Не знаю, получится ли ее реализовать. Вот ваш совет и нужен. Хорошо. Жду.