Великий Сатанг
Шрифт:
Ни ветер не окреп, ни тучи не затянули спокойное небо, но сгустился вдруг предвечерний зной, уплотнился, стал вязким. Людские лица заблестели каплями испарины, и даже псы в загоне, прекратив ненадолго свою вечную возню, расползлись по углам, тоскливо поглядывая в посмурневшую гущу теней…
– Явившись из-за облаков, окропили черным зельем зла ясный лик сотворенного блага злые демоны, и нашлись у них подручники среди людей, ибо многие, уподобившись Хото-Арджангу, возжелали наслаждений для себя и презрели чаяния иных, нисколько не худших. И нет слов, чтобы высказать горечь полноты бед, сполна испытанных Дархаем. Но!..
Радостной усмешкой озарился лик сказителя.
– Проведал о
Миг наступил. И как всегда, именно на этом месте Однорукий Крампъял ударил бочонкоподобным кулаком по столешнице, заставив подпрыгнуть братины и мисы.
– А-Видра, и только Он, и кто, кроме Него?!
Прорычал и хмуро поглядел по сторонам: не возразит ли кто? Но не было безумца. Ибо лишь лживый язык опровергнет истину, и кроме того, кто осмелится сказать против Крампъяла, ломающего в пальцах молодую березку?
Как каждый вечер случалось, так случилось и ныне. И привычным укоризненным взором невидящих глаз одарил несдержанного Вещий, ибо верно было сказано, но не в должный срок.
– Подкравшись сзади, убили демоны могучего Ю Джуга, ибо крепко задумался он о том, как избыть горе Дархая. Убив же, рассмеялись, зная, что некому отныне встать против них!
В душной тишине раннего вечера отчетливо и горько всхлипнула женщина. Вещий же привычно возвысил голос, призывая не предаваться до времени отчаянию.
– Умер телесно Ю Джуга, но не могли убить злобные последний его крик. По вершинам горным лавиною пронесся стон, вспенился в бурунах морской волны, в ветрах распахнул крылья, обернувшись ясноперой птицей токон, — и встал из огня боли всесотворившего пламенный принц Видрат, и меч мести ярким сполохом полыхал в его руке, и ряд к ряду плотнились за спиною принца Видрата могучие исполины, чье светлое имя было Ван-Туаны, означает же это на благородном дархи «Жаждущие Равенства». И неизбежна была битва, и казалось всему сотворенному, что последней для злобных станет она!..
Восторгом вспыхнули глаза самых младших из мелкоты, что сидела в конце общего стола, но все так же скорбны были лица взрослых, знающих предание наизусть.
– Нет, не стала! Всего лишь крик лежал в основе гнева, и не одолел злобу крик. Пал принц Видрат, но завещал перед гибелью Солнцу и Луне не позволить тому, кто придет вслед, ковать меч из крика багровых зарниц. Вслед же за павшим пришел рожденный от брака крови Ю Джуга и пашни, принявшей в себя эту кровь, яростный герой, Железный Вождь А Ладжок, и мощь воли его превосходила всесилие павших Ван-Туанов. В кровь и землю добавил восхищенный ветер отзвуки крика того, кто не мог умереть вполне, и родились от тройного союза светоносные идеи квэхва. И вновь неизбежною стала битва, и вновь мстилось всему сущему, что гибельной для гнусных станет она!..
В заметно сгустившейся предвечерней мгле тонули стиснутые горестными гримасами губы Вещего, и казалось, что не шевелит он ими, но откуда-то извне — из туч ли? из отдаленных ли руин? — долетает
– Нет, не стала! Не сломили в битве отважного А Ладжока хитрые, не одолели злокозненные. В ужасе осознали они, насколько близка погибель. А осознав, прикинулись светлыми духами и втерлись обманом в сердца не знавших дотоле лжи и лукавства людей Дархая. Улестили доверчивых, сказав, что ведут на помощь Железному Вождю А, и увели с собою за облака, бросив на мучения в гиблых зазвездных краях, имя которым Земля!..
– Земля! Земля! Земля-а-а? — подхватило эхо, и словно бы удивление звучало в вернувшемся голосе; но не услышали нот сомнения люди квэхва, потому что не хотели услышать. Да и не было им дано…
– И пал железный вождь А Ладжок, не лицом к лицу сраженный, но подлой хитростью. С той поры и владеют яснозаревым Дархаем демоны гадостного зла, и торжествуют они…
Вещий рывком поднялся и воздел к исчерна-синим небесам длинные худые руки, увитые жесткими веревками вспухших жил.
– Зря торжествуют и тщетно! Не угасла воля к воскрешению светлой правды добра, нет смерти великому Ю Джуга. Сказано им, и ведомо людям, очнувшимся от лукавых чар: придет час и настанет миг, и явится из далеких стран возродившийся из бесплотия Ю Джуга. Не богом вернется он, но человеком, подобным божеству. Пламенный дух Огненного Принца унаследует он и совокупит его с твердой стойкостью Железного Вождя; двуединый, придет он из безвестности, и будет имя его…
– А-Видра! — взревели мужи.
– А-Видра! — тонкими голосами поддержали женщины.
– А-Видра! — завизжала мелкота.
Обессиленный, рухнул на скамью вещун, но не закончено было пока еще предначертание, и надтреснутый голос зазвенел вновь.
– Не поверит сначала людям квэхва, что раскаялись, двуединый герой и не назовется. Но без ошибки узнают его прозревшие, ибо будет лик его горд и резок и знаком им по отпечатку своему, сохраненному Книгой Книг; ликом Огненному Принцу будет подобен он, и не ошибутся люди. Ибо будет это…
– А-Видра!
– И грудь его украсит дивный амулет, знак крови и земли, не подвластный никому, кроме Железного Вождя. Чернью и багрянцем расцветет он, и не станет заблуждений. Ибо будет это…
– А-Видра!
Хлестнул ветер, предвещая грозу, и редкие тяжелые капли рухнули на столешницу, звонко рассыпаясь в мельчайшую водяную пыль. Рывком исчезла духота. И в мгновенно посвежевшем голосе старца звонко рассыпались трели задорной юности.
– И тогда, узнав, испытают его люди квэхва. Сорок лучших из лучших борцов поднимут мечи на пришедшего, и спустят с тетивы быстролетящие стрелы, и метнут в него хитробьющие бумеранги, но тщетно! Отобьется, и уклонится, и увернется пришелец, и так узнают люди наверняка, кто есть он. А узнав, преклонят колени и поклянутся исполнять любой приказ без сомнений, и сжалится он, и укажет, где же Дархай, и снизойдет отдавать приказы, потому что будет это…
– А-Видра, и только Он, и кто, кроме Него?!
Громовой раскат ошеломил сидящих за общим столом, и в первый миг показалось, что это тучи рассыпали наконец свои каменные бубенцы. Но не рассекла верхнюю темень кривая змея огня, зато у распахнутых ворот возвышалась темная в сумерках фигура, почти на голову превышавшая рост Однорукого Крампъяла, и на непомерной ширины плечах совсем крохотной казалась туша громадной свиньи.
Вернулся Кайченг.
Сбросив ношу на руки подбежавшим женщинам, он прислонил к столу широкий, слегка изогнутый меч, освободил плечо от ремня, удерживающего лучный чехол, и присел на положенное место. И капли дождя замедлились, поредели еще более, а спустя миг вовсе исчезли, словно знали, что идеи квэхва повелевают пришедшему в час трапезы вкусить пищу за общим столом.