«Великий Вавилон»

Беннет Арнольд

Паруса не были подняты, яхта шла под паром, делая от семи до восьми узлов. Нелла мысленно решила, что судно имеет водоизмещение сто тонн и, должно быть, построено в Клейдсе не больше двух или трех лет тому назад. На палубе никого не было видно, кроме рулевого, одетого в синий тельник, но без всякого на нем названия или инициалов. Ни спасательные буйки, привязанные к перилам, ни прекрасно отполированный тузик, [6] высоко поднятый по правому борту на боканцах, [7] не выдавали названия яхты. Слабым голосом Нелла окликнула рулевого, но он

не обратил на нее внимания, продолжая напевать свою монотонную песню, точно в целом мире не существовало ничего, кроме яхты, моря, солнца да его самого.

6

Тузик— легкая двухвесельная лодка с одним гребцом.

7

Боканцы— брусья на борту судна для привешивания шлюпок.

Глаза девушки обратились к очертаниям берега, от которого они уносились, и она узнала маяк и большой белый, неправильной формы купол остендского курзала, этого пышного соперника игорных залов Монте-Карло. Лучи солнца окатывали Неллу бодрящим теплом. Вода кругом отливала всеми цветами радуги, играя то серыми, то лазурными, то нежно-розовыми или чудно-зелеными искрами, магический калейдоскоп зари развертывался все шире и шире, равнодушный к превратностям судеб смертных. В отдалении, то там, то сям, мелькали паруса — коричневые паруса рыбачьих лодок, возвращавшихся домой с ночного лова. Вдруг послышался шум колес, и, неуклюже переваливаясь в волнах, точно черепаха, мимо пропыхтел пароход. То была «Ласточка» из Лондона. Нелла успела заметить некоторых пассажиров у перил, с любопытством глядевших на нее. Молоденькая девушка в каучуковом плаще помахала ей рукой, и Нелла машинально ответила на приветствие. Офицер с мостика окликнул яхту, но рулевой не дал ответа, и минуту спустя «Ласточка» превратилась лишь в слабое пятно в отдалении.

Нелла попробовала выпрямиться в своем кресле и не смогла. Сбросив покрывавший ее плед, она увидела, что привязана к сиденью широкой полотняной лентой. Вся обычная живость и бойкость девушки мигом вернулись к ней, и ее охватил гнев: итак, бедствия ее еще не кончились, быть может, они только начинались. Чувство ленивого довольства, ощущение мира и покоя растаяло как дым, и она приготовилась без трепета встретить все возможные опасности. В это самое мгновение какой-то человек лет сорока, одетый в безукоризненный костюм синего цвета и остроконечную морскую шапочку, поднялся на палубу.

— Доброе утро, — сказал он, вежливо приподнимая шапочку, — не правда ли, великолепный восход солнца?

Очевидная дерзость его тона, как хлыстом, ударила привязанную к креслу Неллу. Подобно большинству людей, проводивших легкую и веселую жизнь в тех прекрасных странах, где золото решает все проблемы и закон наложил узду на злодейство, она с трудом могла себе представить существование других стран, где золото бесполезно и закон бессилен. Двадцать четыре часа тому назад она сочла бы немыслимыми те приключения, которые ей пришлось претерпеть, она бы весело рассуждала о цивилизации XIX века, о прогрессе и полиции. Но собственный опыт доказывал ей, что натура человеческая неизменна и что за тонкой стеной безопасности, за которой живем мы, добрые граждане, темные и тайные силы преступности продолжают жить точно так же, как и в те времена, когда нельзя было проехать из Чипсайда в Челси, не подвергнувшись нападению разбойников. И это свидетельство опыта было убедительнее, чем все доводы сыскных бюро Парижа, Лондона и Петербурга.

— Доброе утро, —

повторил вошедший.

Нелла смерила его враждебным, гневным взглядом.

— Так это вы! — воскликнула она. — Вы, мистер Том Джексон, если это действительно ваше имя! Отвяжите меня от стула, и тогда мы поговорим с вами!

Глаза ее горели, и кипевшее в них презрение лишь усиливало ее красоту. Мистер Том Джексон, иначе — Жюль, бывший метрдотель «Великого Вавилона», считал себя знатоком женской красоты, и внешность Неллы Раксоль просто ослепила его.

— С удовольствием, — ответил он. — Я и забыл, что прикрепил вас к стулу, чтобы предохранить от падения.

Быстрым движением он развязал ленту. Нелла вскочила на ноги, дрожа от негодования и презрения.

— Ну, — сказала она, — что все это значит?

— С вами случился обморок, — произнес он невозмутимо, — вы забыли?

Элегантным жестом он предложил ей стул. Против воли Нелла вынуждена была сознаться, что человек этот не был лишен изящества и имел вид вполне благовоспитанный. Никто бы не сказал, что он целых двадцать лет был лакеем в гостинице. Его продолговатое, подвижное лицо и легкая небрежность манер делали его похожим на аристократа, а голос его звучал спокойно, сдержанно и авторитетно.

— Это не объясняет, почему вы увезли меня на вашей яхте!

— Яхта не моя, — возразил он, — впрочем, это не важно. Что касается обстоятельств более важных, простите меня, но я вынужден вам напомнить, что несколько часов назад вы угрожали револьвером одной даме в моем доме.

— Так то был ваш дом?

— А почему бы и нет? Разве у меня не может быть дома? — улыбнулся он.

— Я требую, чтобы вы сейчас же повернули к берегу и доставили меня назад.

Нелла старалась говорить твердо.

— О, к сожалению, это невозможно. Я вышел в море вовсе не с намерением тотчас вернуться.

В последних словах его слышалось намеренное подражание ее тону.

— Если я вернусь обратно, — начала Нелла, — если мой отец когда-либо узнает об этом деле, вам не поздоровится, мистер Джексон.

— Но предположим, что ваш отец не узнает о нем. Предположим, что вы никогда не возвратитесь.

— Так вы хотите иметь на своей совести убийство?

— Ну, что до убийства, то вы сами чуть было не убили моего друга мисс Спенсер. По крайней мере она мне так сказала.

— Мисс Спенсер находится на яхте? — спросила Нелла, которой возможность присутствия женщины подавала луч надежды.

— Нет, ее тут нет. На яхте нет никого, кроме вас, меня да малочисленного и, могу прибавить, очень скромного экипажа.

— Мне больше нечего сказать. Делайте что хотите!

— Благодарю за разрешение, — ответил он. — Я пришлю вам завтрак на палубу.

Подойдя к лестнице, ведущей в салон, он свистнул, и на зов явился мальчик-негр, держа на подносе горячий шоколад. Нелла взяла чашку и, не говоря ни слова, без малейших колебаний выбросила ее за борт. Мистер Джексон отошел было на несколько шагов, но вдруг вернулся.

— У вас есть характер, — сказал он, — а я обожаю особ с характером. Это редкое качество.

Нелла не ответила.

— Зачем вы только вмешались в мои дела? — продолжал он.

Она опять не ответила, но этот вопрос заставил ее задуматься, зачем она, в самом деле, впуталась в эту историю. Вмешиваться в какие бы то ни было серьезные дела шло в разрез с обычным течением ее веселого, подобного бабочке, существования. Действовала ли она исключительно из желания увидеть, как восторжествует справедливость и будет наказан порок? Или из любви к приключениям? Или, может быть, из жажды быть полезной его светлости принцу Ариберту?