Великий Вавилон
Шрифт:
— Вы уж слишком откровенно называете вещи своими именами, — возразил Жюль. — Я предпочитаю сказать, что мне обещали сто тысяч фунтов, если бы принц Евгений умер в непродолжительном времени.
— А кем же были ваши проклятые патроны?
— Этого я, честно говоря, и сам не знаю.
— Но, полагаю, вы знаете, кто уплатил вам первые пятьдесят тысяч фунтов и кто обещал вам сто?
— Очень смутно. Я знаю, что этот человек приехал через Вену… гм… из Боснии. Мне сдавалось, что дело это, прямо или косвенно, касалось предполагавшегося брака боснийского короля. Он еще юный король, в политике ступающий на помочах, и, без сомнения, его министры хотели за него устроить его брак. В прошлом
— Так вы думаете, что сам король не принимал участия в этом отвратительном преступлении?
— Я совершенно уверен, что нет.
— Я рад этому, — просто сказал Раксоль. — Ну, а теперь назовите имя вашего отвратительного патрона.
— Он был просто агентом. Сам себя он называл Слешаком. Но я думаю, что это ненастоящее его имя. А настоящего я не знаю. Старый человек, его часто можно было видеть в отеле «Ритц», в Париже.
— Мы еще увидимся с господином Слешаком, — сказал Раксоль.
— Только не на этом свете, — быстро возразил Жюль. — Он умер. Я узнал об этом вчера, как раз перед нашей маленькой стычкой.
Наступило молчание.
— Ну хорошо, — произнес наконец Раксоль. — Принц Евгений жив вопреки всем заговорам. В конце концов суд свершен.
— Мистер Раксоль здесь, но он никого не желает видеть, мисс.
Эти слова рассыльного долетели из коридора. Раксоль встал и направился к двери.
— Пустяки! — ответил женский голос. — Сейчас же пропустите.
Дверь отворилась, и на пороге появилась Нелла. В глазах ее стояли слезы.
— О, папочка! — воскликнула она. — Я только что узнала, что ты в гостинице. Мы всюду искали тебя. Идем сейчас же: принц Евгений умирает!..
Тут она увидела сидевшего на кровати человека и остановилась. Несколько секунд спустя, оставшись снова один, Жюль проговорил:
— А я все-таки могу получить эти сто тысяч!
Глава XXVIII
И снова королевские покои
Когда вслед за происшедшим в королевской столовой эпизодом с бутылкой вина принц Ариберт и старый Ганс увидели, что принц Евгений лишился чувств и как подкошенный упал с кресла, то первой мыслью обоих было, что несчастный уже успел сделать глоток отравленного вина. Но после минутного размышления они пришли к заключению, что это было невозможно, и если владетельный герцог Познанский был теперь близок к смерти, то объяснения этого обстоятельства надо было искать не в вине, а в чем-нибудь другом. Вдруг нагнувшийся над племянником Ариберт почувствовал сильный запах, сразу открывший ему причину несчастья: то был запах опиума. И действительно, удушливые пары этого рокового снадобья постепенно распространялись по всей комнате.
Тут в уме Ариберта мелькнуло истинное объяснение происшедшего. Подавленный внезапным приливом отчаяния, принц Евгений решил отравиться и, воспользовавшись минутой, когда внимание Ариберта было отвлечено от него, моментально привел в исполнение свое намерение. Опиум, очевидно, уже заранее находился у него в кармане — это показывало, что несчастный принц еще раньше задумал покончить с собой, несмотря на данное обещание. Ариберту вспомнились слова племянника: «Я беру назад свое обещание». Вероятно, непосредственно вслед за этим формальным отречением от данного слова Евгений и совершил попытку самоубийства.
— Это опиум, Ганс! — в отчаянии вскрикнул Ариберт.
— Неужели его высочество принял яд?! Это невозможно!
— Боюсь, что возможно. Это опиум. Что нам делать? Скажи скорее!
— Его высочество нужно разбудить, принц. Нужно дать рвотное. Его самого перенести в спальню.
Они положили Евгения на постель. Ариберт приготовил рвотное из воды с горчицей и влил его в рот больному, однако результатов не последовало: Евгений лежал без движения, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он был бледен, а из-под полуопущенных век виднелись ненормально суженные зрачки.
— Скорее пошли за доктором, Ганс. Скажи, что принц внезапно почувствовал себя дурно, но что нет ничего серьезного. Правды никто не должен знать.
— Его нужно растормошить, ваше высочество, — повторил Ганс и поспешно вышел из комнаты.
Ариберт поднял племянника с кровати, сильно встряхнул, потом принялся щипать его, теребить, звать, таскать по комнате — все было напрасно. Наконец, почувствовав страшную усталость, Ариберт бросил свои попытки и снова положил принца на кровать. Минуты казались часами. В тишине этой торжественной комнаты, залитой холодным светом электричества, с глазу на глаз с этим безжизненным телом, Ариберт предался самым черным мыслям. Жизненная драма его племянника невольно завладевала им, и ему казалось, что именно такая безвременная и позорная смерть и должна была неизбежно завершить жизнь этого добродушного, но слабохарактерного, несчастного юноши, наследника исторического трона. При благоприятных обстоятельствах характер его, постоянно колебавшийся между добром и злом, мог бы уравновеситься, Евгений мог бы пойти по хорошему пути и, во всяком случае, с достоинством фигурировать на политической арене Европы.
Но теперь уже все, по-видимому, было кончено, последняя сцена драмы разыграна. И в этом несчастье Ариберт видел также и крушение своих собственных надежд. Ему предстояло занять трон своего племянника, а между тем он инстинктивно чувствовал, что природа вовсе не создала его для трона, и в глубине души возмущался предстоявшей ему перспективой. Трон заключал в себе так много того, к чему он был решительно не готов: он прежде всего обязывал его к политическому браку, то есть к браку насильственному, к союзу не по взаимной любви. А что же будет с Неллой? Ах, Нелла!..
Ганс возвратился.
— Я послал за ближайшим доктором, а также за одним известным специалистом, — сказал он.
— Хорошо. Надеюсь, что они не замедлят явиться.
Ариберт сел к столу и написал записку.
— Передай это лично мисс Раксоль. Если ее нет в гостинице, узнай, где она, и постарайся разыскать ее. Понимаешь? Это очень важно.
Ганс поклонился и вышел, а Ариберт опять остался один. Вернувшись к Евгению, он снова приложил самые отчаянные усилия, чтобы вернуть его к жизни. Все было тщетно. Ариберт отошел от больного и стал смотреть в открытое окно. С улицы до него долетало позвякивание бубенчиков проезжавших по набережной кебов, свистки швейцаров и пыхтение буксирных пароходов на реке. Мир, казалось, продолжал жить своей жизнью. Жизнь! Что это за бессмыслица! Он, Ариберт, желал лишь одного — отречься от своего титула, жить, как живут простые смертные, быть мужем очаровательнейшей в мире женщины… Однако как эгоистично с его стороны думать о себе, когда Евгений при смерти. Но ведь Нелла!..