Великое зло
Шрифт:
В библиотеке было уютнее. По крайней мере, здесь тяжелые шторы закрывали окна, заглушая безжалостный рев бури.
Руки тряслись. В баре стояла бутылка арманьяка: Жас заметила ее вчера, когда Малахай готовил мартини. Она плеснула немного в чай и сделала глоток. Острый бодрящий запах. Жидкий, теплый и успокаивающий. В этой комнате, как и во всем остальном доме, время будто остановилось. Современная отделка помещения лишь усиливала чувство, что ныряешь в прошлое. Когда Жас приехала сюда впервые, это показалось ей странным, даже сбивающим с толку. Но сейчас обстановка в доме даровала ей благословенный уход от реальности. Здесь пахло выделанной
Смакуя чай, она разглядывала книжные полки и надписи, выведенные позолотой на корешках, представляя людей, которые собирали коллекцию десятилетие за десятилетием и читали все эти тома.
Что-то светилось за горой книг. Девушка обошла большой стол. Включенный ноутбук последней марки – немыслимый предмет в комнате, где, казалось, застыл XIX век.
Ноутбук был открыт на странице поисковой системы. Жас села в удобное кожаное кресло, поставила на стол чашку, набрала «поражение молнией» и запустила программу. Через пару секунд был готов результат. В десятой по счету ссылке значилось «воздействие на организм». Жас прочитала историю женщины по имени Энн Дауни, которая вместе с группой туристов сплавлялась по реке, когда в байдарку попала молния. Некоторые погибли на месте. Выжившие оказались тяжело ранены.
«Когда тело прошивает разряд напряжением в миллионы вольт, клетки мозга выгорают или травмируются; это приводит к отеку мозговых тканей, кровоизлиянию или эпилептическим припадкам. Проходя через организм, электрический разряд поражает сердце, легкие и почки…»
В глаза бросилась фраза:
«Если молния бьет в беременную женщину, то или происходит самопроизвольный немедленный выкидыш, или плод вынашивается до конца, но после родов ребенок умирает».
Жас захлопнула ноутбук. Прикрыла глаза. Выкидыш. Все-таки выкидыш.
Она быстро встала, спеша оказаться подальше от экрана со страшным текстом. Не заметила на полу портфель Малахая, споткнулась. Портфель упал и раскрылся, содержимое вывалилось на ковер.
Присев на корточки, Жас собирала бумаги и засовывала их обратно. Там, за окном, все еще завывал ветер и лил дождь. При каждом ударе грома она невольно вздрагивала. Худшее позади. Или… лучшее? Была беременность или нет – сейчас уже неважно, верно? Что толку зацикливаться на этом, ведь теперь ничего не изменить. Пройдет и это, повторила она про себя фразу, которую часто произносила мать.
Пройдет и это.
Жас не обращала внимания на документы, которые запихивала обратно в портфель, пока на глаза ей не попалось собственное имя, выведенное на конверте.
Жас л’Этуаль
Для вручения через м-ра Малахая Самюэльса,
фонд «Феникс»,
Нью-Йорк, 83-я Западная ул., дом 19.
Написано с сильным наклоном, как будто
Жас повернула конверт обратной стороной к себе и обнаружила, что он распечатан. Почти хирургически ровный разрез был выполнен ножом для бумаг. Таким, как нож из ляпис-лазури, который Малахай держал у себя на столе в кабинете фонда «Феникс». Но почему же Самюэльс вскрыл адресованное ей письмо?
В обратном адресе значилось:
Вилла «Лесные ручьи», остров Джерси, Англия.
Тисненное на плотной бумаге название показалось ей знакомым. Но память молчала.
От кого же это?
Вытащив лист бумаги, Жас просмотрела текст. Не читая, просто в поисках подписи.
Тео.
Без фамилии. Она никогда и не знала его фамилию. Пациенты клиники Бликсер Рат не знали фамилий друг друга. Руководство больницы заботилось о сохранении тайны личности.
Жас не вспоминала о нем очень давно, но сейчас перед глазами возник образ странного подростка, встреченного ею семнадцать лет назад. Как необычно – прошло так много времени, и Тео ее нашел…
Тогда стояло лето. Жас гуляла по горной тропинке и за поворотом наткнулась на него: он сидел на камне, который Жас считала своим. Тео, задумавшись, смотрел вдаль и ничего не замечал, пока под ее ногой не хрустнула ветка.
Некрасивый, тощий, долговязый; какая там мужская привлекательность… Выгоревшие на солнце волосы, собранные в хвост, подчеркивали выступающие скулы и высокий лоб. Глаза, которые пристально рассматривали ее, были блекло-голубого цвета, как будто пролитые слезы смыли все краски. На лице застыло затравленное выражение.
Жас потянуло к нему, как тянет железные опилки к полюсу магнита. Никогда раньше с нею не случалось ничего подобного, и такая реакция собственного тела ее удивила и напугала.
Ей тогда было четырнадцать. Гормоны кипели в крови, а уж что творилось с воображением! Первый раз мальчик до такой степени привлекал ее и будоражил. К тому же он эстетически соответствовал ее представлению о юных греческих героях, легенды о которых она читала в школе.
Жас, подобно многим ровесницам, была не очень уверена в себе. При встрече с мальчиками она замыкалась, испытывая смущение, и больше, чем когда-либо, осознавала свою непривлекательность. Миленькой в привычном смысле этого слова она никогда не была. Каштановые тугие локоны свешивались на лицо – будто змеи Медузы Горгоны. Слишком длинная шея. Слишком крупный нос. Глаза цвета тусклой зелени – не искрящиеся, скорее, задумчивые. Она казалась старомодной и совсем не напоминала девушек с телеэкранов и журнальных обложек. В музеях, куда ее водила мать, Жас узнавала похожие черты на картинах прерафаэлитов: томные женщины, средневековые сюжеты, яркие краски…
Но Тео посмотрел на нее не с пренебрежением, а с любопытством. И Жас заметила на его щеках густой румянец. Такой же, как на своих собственных. Захваченная врасплох, она отвернулась. И бросилась бежать.
Две недели Жас и Тео молча бродили друг около друга кругами. Два подростка, которые хотят познакомиться, но стесняются. Как многие школьники их возраста. Только дело происходило не в школе – а в психиатрической клинике в Швейцарских Альпах, где лечили пограничные состояния, шизофрению и неуравновешенность.