"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Ягуар, — сказал Аарон, улыбнувшись. Иосиф увидел рыжую шкуру, что мелькнула за кустами.
— Ночевать у меня дома будем, — Аарон вывел пирогу в большое, мелкое озеро. "Вон крокодилы, — он указал на отмель. "Они нас не тронут, сытые, пекари, — он прищурился, — съели. Кости лежат, видите?"
— Вижу, — тихо сказал Иосиф, рассматривая длинные, блестящие, покрытые чешуей тела. "А тут и змеи есть, ядовитые? — спросил он у индейца.
— Разные змеи есть, — смуглое лицо осветилось улыбкой. "Но вы не бойтесь. Я знаю, какими растениями лечат, у меня отец врачевал".
— Покажете мне? — попросил Иосиф. "Здесь совсем другая медицина, — подумал он, подставив лицо солнцу, — мы, к сожалению, до сих пор не обращаем внимания на эти снадобья, а зря. Арабы, сколько веков прививали от оспы, а в Европе до сих пор — попробуй, уговори родителей привить ребенка. Косность, и больше ничего. Надо будет гербарий собрать, пока мы с ним до Картахены идем".
Солнце уже садилось, когда Аарон ловко подвел лодку к поляне, на которой стояла крепкая, красивая хижина с тростниковой крышей. Иосиф ожидал увидеть детей, но к ним бросилась только рыжая, поджарая, собака с короткой шерстью. "Это Ратонеро, — ласково сказал Аарон, — мой помощник. Он с нами пойдет. Соскучился, мой хороший? — он потрепал пса по голове: "Устраивайтесь. Я сейчас костер разожгу и рыбы наловлю, у нас ее тут, вы видели, — руками из воды брать можно".
— Вы один живете? — спросил Иосиф, оглядывая аккуратный огород, сложенные вдоль стены хижины дрова, шкуры ягуаров на деревянном, чистом полу.
— С родителями жил, — вздохнул Аарон, — да умерли они. А так, — он помолчал и посмотрел на Иосифа темными глазами, — один.
В хижине пахло приятно — немного табаком, немного — какими-то травами. Иосиф опустил мешок на шкуру и увидел книги — они стояли на прибитой к стене полке.
— Никогда бы не поверил, что индеец умеет читать, — хмыкнул он и тут же одернул себя: "Да как ты можешь, он такой же человек, как и ты, сказано же — по образу и подобию сотворил Он их".
Иосиф протянул руку и вздрогнул, коснувшись переплета. Он вытащил старый, пожелтевший, переплетенный в черную кожу томик, и раскрыл его. "Дорогой дочери Элишеве в день ее совершеннолетия от любящих родителей, — прочитал он надпись, что была сделана легким, летящим почерком. "Амстердам, 5408 год". Ниже было выведено, аккуратными буквами: "Элишева Горовиц".
— 1648, - подумал Иосиф. "Двенадцать лет ей исполнилось. Через два года ее родители развелись, мать сюда уехала, а отец — к Шабтаю Цви. Господи, да откуда он это взял? — Иосиф все держал в руках Тору.
— Пойдемте, — раздался тихий голос сзади. "Я вам покажу".
Было уже сумрачно, наверху, в деревьях что-то шуршало, откуда-то издалека доносился отчаянный, тоскливый голос птицы. Они вышли на поляну и Аарон сказал: "Вот. У меня тоже — есть кладбище, дон Иосиф".
Мужчина опустился на колени и погладил старый, серый, растрескавшийся камень со звездой Давида. Вокруг были еще могилы. Иосиф, взглянув на Аарона, тяжело вздохнул: "Простите. Я не должен был…"
— Ничего, — глаза индейца блестели. "Это ничего, дон Иосиф".
Костер весело потрескивал, в реке лениво плескала какая-то рыба. Ратонеро лежал между ними, положив нос на лапы, сладко позевывая.
— Ей было восемнадцать, когда пришли испанцы, — Аарон разгреб угли и вытащил рыбу, завернутую в пальмовые листы. "Она успела убежать сюда, в джунгли, со старшим братом. Хаим его звали. Потом тот отправился на юг, к поселению, узнать — что с остальными, и не вернулся. Погиб, наверное".
— Хаим Горовиц, — вспомнил Иосиф и твердо сказал: "Нет, не погиб. Он выжил, Аарон".
— Тогда хорошо, — улыбнулся индеец. "Она пряталась тут, много дней, а потом пошла обратно — но поселение было сожжено. Мать ее, вместе с остальными детьми — еще четверо их было, — пропала. Ну вот, — он коротко улыбнулся, — и она стала жить дальше. Как могла, тут, — он обвел рукой берег реки. Через десять лет, туда опять приехали евреи, и она пошла к ним — с мужем, с детьми".
Он помолчал и поворошил дрова в костре. "Ей сказали, — Аарон поднял глаза, — что она может остаться. А муж, и дети — нет, — он вздохнул, — я понимаю, они боялись индейцев, очень боялись. Я их не виню, дон Иосиф. В общем, — он поворошил дрова в костре, — так и вышло, что с тех пор — мы тут живем".
Иосиф сидел, не поднимая головы. Наконец, он сжал пальцы в кулак: "Простите, пожалуйста. Мне очень, очень стыдно. За них, — он махнул рукой в сторону поселения.
— Ничего, — Аарон потянулся за фляжкой из сушеной тыквы. "Это из сахарного тростника, — улыбнулся он, — нам можно, пейте. Я сам варю, у меня маленькая делянка есть, в огороде. А так, — он облизал пальцы, — я все знаю, мама мне рассказала. И про еду, и свечи я зажигаю, мне в поселении дают, когда я им шкуры приношу. В синагоге мне постоять разрешают, даже молитвенник дали — мама меня читать научила. Ничего, — он подпер подбородок кулаком, — и я своих детей тоже — научу".
Иосиф стиснул зубы: "Дон Аарон — вам уехать отсюда надо. Я вам расскажу, о своем предке. У меня ведь тоже индейская кровь есть".
Его собеседник, молча, слушал, поглаживая собаку. Потом, Аарон посмотрел на огромные звезды: "Дон Иосиф, зачем? Тут, — он указал рукой на джунгли, — мой дом, тут, — индеец приложил ладонь к сердцу, — мой Бог, а остальное…, - он легко поднялся, — остальное рассудит Мессия, когда придет. Давайте спать, нам до рассвета выйти надо".
Иосиф тоже встал и вдруг улыбнулся: "Дон Аарон, если вы хотите больше знать…"
— Было бы очень хорошо, — обрадовался индеец. Иосиф увидел, как он еще молод. "Младше меня, — понял мужчина и кивнул: "Вот и договорились".
Иосиф подбросил дров в костер. Оглянувшись на шкуру, что закрывала дверь в хижину, повертев в руках Тору, он усмехнулся: "А я ведь с бар-мицвы ее не открывал. Значит, придется вспомнить".
Он поднял голову и посмотрел на небо — созвездия сияли вечным, ярким огнем.
— Как это Кант писал, — тихо сказал Иосиф, — der bestirnte Himmel uber mir und das moralische Gesetz in mir, звездное небо надо мной, и моральный закон внутри меня. Моральный закон, — он устроился удобнее и начал читать.