"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

Федор наклонился и тихо сказал: «Ну, давай, милый, не подведи. Мы с тобой, пожалуй, помост им проломим, ну а там уже нас и не догнать будет».

Конь мягко взял с места, и Федор, с высоты своего роста, взглянул на спуск к реке. Он прислушался — дьяк монотонно читал указ самозванца.

Внезапно тишину разорвал сухой треск пищалей и, Федор, резко пришпорив коня, положив руку на клинок — ворвался на площадь.

Толпа ахнула и бросилась врассыпную, стрельцы, что окружали помост, палили поверх голов — а из людской массы все стреляли и Федор невольно улыбнулся: «Молодец Татищев, тут у него два десятка человек, не меньше. А вон и Василий Иванович, да, хорошо они его отделали, и не узнать».

Конь играючи вскочил на помост, тонкие доски опасно затрещали, и Федор, одним ударом снеся голову потянувшемуся за пищалью стрельцу, быстрым движением сабли разрезал веревку, и протянул руку Шуйскому.

Толпа кричала что-то, от Фроловских ворот бежали еще люди, с оружием, и Федор, отдав князю свой пистолет, велел: «Стреляйте, покуда пороха хватит».

Он перегнулся в седле, и на скаку подняв брошенную кем-то саблю, сказал: «И это тоже возьмите, не помешает».

Промчавшись по Красной площади, очищенной ради казни от лотков, Федор заметил, как на Воскресенском мосту выстраиваются стрельцы.

Жеребец ринулся в Неглинку, и, оказавшись на берегу, рванулся к Воздвиженке.

— Ничего, — подумал Федор, — там ждать будут столько, сколько надо, а мы сейчас в обход поедем, сначала вверх по реке, а потом разберемся».

— Спасибо, Федор Петрович, — услышал он голос Шуйского. Федор повернул коня и пустил его рысью по берегу, к плотине и водяной мельнице на речке Пресне. «Оттуда как раз до села Алексеевского доберемся, там подстава, — подумал он и вслух сказал: «Вы бы для меня, то же самое сделали, Василий Иванович».

— У вас рубашка вся в крови, — тяжело вздохнул Шуйский. «Посмотрите, может, остановимся?».

Федор только сейчас почувствовал тупую боль в руке и, взглянув вниз, ответил: «Не стоит, до Троицкой дороги потерплю. Хорошо, что левая рука, — он усмехнулся.

— Саблю можно держать, да, — согласился Шуйский.

Воронцов-Вельяминов расхохотался. «Рисую я правой, Василий Иванович».

Вороной конь быстрой рысью несся среди перелесков, в виду деревень — на восток, к Лавре.

Интерлюдия

Рим, лето 1605 года

Высокий, темноволосый, сероглазый мальчик примерился и, занеся ногу над тряпичным мячом, сказал: «В этот раз не отобьешь, папа».

— А ты попробуй, — Франческо стер пот со лба, — летний вечер был жарким, и легко поймал мяч. «Все, — сказал отец, подзывая к себе Алессандро, — пошли, нам с тобой еще воду из колодца носить, и мыться, перепачкались же с ног до головы».

Булыжник на Площади Цветов был еще теплым, и Алессандро, забрав у отца мяч, посмотрев на садящееся за Тибр солнце, вздохнул: «Интересно, что сегодня на ужин, а то я проголодался».

— Ты всегда голодный, — Фрэнсис поцеловал темные локоны, — это потому, что ты растешь. А на ужин, — отец поднял бровь, — я видел на кухне свиные щеки.

— Хорошо, — мальчик облизнулся, — с пастой. И печенье, наверное, — прибавил он. Ребенок помолчал и вдруг спросил: «Папа, а почему ты чиновник?».

— Ну, — рассудительно заметил Франческо, — кому-то надо и в канцелярии сидеть, милый мой.

— Я бы хотел, — задумчиво сказал ребенок, — стать военным. Ну, или моряком. Чтобы у меня была шпага, как у гвардейцев Его Святейшества.

— Ну, посмотрим, — усмехнулся Франческо, и, на мгновение, закрыв глаза, подумал: «Все, после Рождества домой. Господи, неужели. Как раз этого Фокса с его сообщниками арестуют, я Джону еще в начале лета все их планы отправил, в ноябре же они Палату Лордов собрались взрывать? Да, в ноябре. А потом в Париже встречу нового человека, посидим с ним, и домой, под Оксфорд".

— Папа, а ты что улыбаешься? — удивленно спросил Алессандро.

Франческо принюхался и сказал: «Потому что даже здесь, — он кивнул на мраморную лестницу, что вела на второй этаж, в их комнаты, — пахнет едой. А я, дорогой мой сын, тоже не отказался бы от пасты».

— Сначала берите ведра, — велела Полли, что стояла на пороге. «И переоденьтесь потом, в опочивальне все чистое лежит, на кровати».

Уже совсем стемнело, когда Полли, войдя в спальню, наклонилась над столом, и, прижавшись подбородком к плечу Фрэнсиса, тихо спросила: «Что ты с ним на улице делал, он заснул за мгновение?».

Мужчина отложил перо, и, повернувшись, поцеловав ее в губы, ответил: «Сначала лодку взяли на Тибре, потом в мяч играли, потом он целую миску пасты съел. Мне тоже, дорогая моя, спать хочется».

Полли устроилась у мужа на коленях: «Донесения все готовы, остался только сеньор Вискайно, ну, это завтра вечером уже. Его бумаги у тебя?».

— Его бумаги у меня уже третий день лежат, — усмехнулся Фрэнсис, — надо же было узнать, какой дорогой он обычно ходит в свои комнаты, когда он туда возвращается, есть ли у него охрана… Теперь все готово, Чезаре завтра вечером будет на месте, со своими людьми, тебе останется только довести сеньора Себастьяна до той подворотни, дальше уж они сами».

— А он скажет? Ну, про то, где Белла? — озабоченно спросила Полли.

— Скажет, — тонкие губы мужа чуть улыбнулись. «У Чезаре все говорят. И про Беллу, и про планы короля Филиппа в Нижних Землях — все, что мы хотели, то и скажет. Печать мы у него заберем, — ограбление все-таки, образец его почерка у меня есть — все будет в порядке».

Фрэнсис вдохнул запах роз и шепнул жене на ухо: «Я тут подумал, и понял, что поспать я еще успею».

— Неужели? — темная бровь шевельнулась. «А если я принесу из кладовой одну из тех бутылок, что тебе из Орвието прислали?»