"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

— Ни в коем случае! — Питер снял передник и нарукавники, стряхнул невидимые пылинки с бархатного черного камзола. — Пошли скорей, устрицы уже заждались. Уже на пороге он обернулся к работникам. — Завтра буду в шесть утра, надо начинать отгрузку в провинции.

Как закончите со следующей баржой, идите по домам, отдыхайте.

Степан откровенно любовался младшим братом.

— Герр Мартин, упокой Господь его душу, был бы тобой доволен. Помнишь, как он всегда говорил: «Кто рано ложится и рано встает…».

— Здоровье, богатство и ум обретет. — договорил Петя. — У нас не разоспишься, слыхал, небось, что во Фландрии творится.

— Да ничего там особенного пока не творится. — Степан расплатился с перевозчиком и братья пошли к собору святого Павла.

— Поверь моему слову, через год все — и Фландрия, и Артуа, и Брабант, и Голландия, — поднимутся против испанцев. Я уже все деньги, что в Антверпене лежали, вывел оттуда — так спокойней. Те, кто поумнее, уже в Лондон товар возят, оно нам на руку, обороты растут.

На углу улиц Корнхилл и Треднидл забор огораживал площадку, выделенную по приказанию королевы Елизаветы для строительства биржи.

— Спасибо сэру Томасу Грешему [8] , — хмыкнул Петя. — Слыхал, небось, что он денег дал на будущую биржу, мол, построим не хуже, чем в Антверпене. Опять же, как говорил сэр Томас, купец без биржи все равно что корабль без воды. Стосковался поди по морю, пока «Изабеллу» достраивают, а?

— И не говори, — Степан пригнулся, спускаясь по крутой лестнице в подвал. — Не был бы я на королевской службе, рванул бы в Норвегию или Данию прогуляться, кровь разогнать. Так нет, надо торчать на суше, ругаться на верфи, ругаться в Адмиралтействе, набирать команду… Ну, с Божьей помощью уже почти готова «Изабелла.

8

Томас Грешем (1519–1579) — английский купец и финансист, финансовый консультант английской короны.

Они заказали по две дюжины устриц и две бутылки охлажденного вина.

— Белое бордо, — Петя наполнил стаканы. — Я их поставщика знаю, надежный человек, проверенный, плохого не покупает.

— Петька, — Степан сделал глоток, вино действительно было отменным. — Ты не юли.

Когда ты меня последний раз отобедать приглашал? Случилось что?

— Степа, — Петя откашлялся, — ты только не волнуйся…

Степа удивленно повел бровью.

— В карты ты не играешь, вино пьешь — полстакана за вечер. По девкам не шастаешь. Чтоб убил кого — быть того не может, ты перо в руке лучше держишь, чем шпагу.

— Я, Степа, в Москву еду, — Младший Воронцов искоса посмотрел на брата. Тот молчал, лицо у него вытянулось и побледнело. — А! Вот и устрицы! — Петя с нарочитой бодростью засучил рукава. — Ты ешь, Степа, ешь, их только на рассвете с моря привезли.

На башне церкви святой Елены, наискосок от дома, часы отбили полночь.

— Петьк, может, не надо?

— А если бы, Степа, я тебе сказал не ходить в Южную Америку?

— Я дело другое, я на королевской службе, а ты человек свободный, где хочешь, там и торгуешь. Что тебе за охота с этой компанией вязаться?

— Послушай, братец, я же не учу тебя кораблями командовать! Вот и ты меня коммерции не учи. Прошло время одиночек, еще герр Мартин говорил, что за компаниями будущее, в партнерстве за месяц можно столько заработать, сколько один купец за год не наберет. Тем более что королева нам, Московской компании, патент дала.

— Царь ваш патент возьмет и подотрется, — Степан зло пыхнул трубкой. — Ты ж мальцом сопливым был, как тебя из Москвы вывезли, не знаешь ты, что такое царь Иван Васильевич.

— А ты знаешь? — задиристо спросил Петя, но тут же осекся, сообразив, что сморозил глупость.

Вместо ответа Степан молча поправил черную повязку, закрывавшую выбитый глаз.

Петя, чертыхаясь, лавировал между лужами. Весна выдалась сырая, беспрестанно поливал мелкий дождь. Можно было, конечно, взять портшез, но юноше только прошлым летом исполнилось восемнадцать, и ему казалось неприличным являться на встречу со старшим компаньоном в портшезе. В лицо, конечно, никто ничего не скажет, но в Сити все самое важное говорили не в лицо, а за спиной. Не ровен час, станут шептаться, мол получил контору в наследство и зазнался, думал он, заходя в украшенную мрамором приемную, где весело потрескивал камин.

— Здравствуй, Питер, — Энтони Дженкинсон пошел навстречу юноше с распростертыми объятиями. — Садись, промерз небось до костей. Что за весна, так и льет, уже которую неделю. У меня есть отличное бургундское, только позавчера привезли, будешь?

Петя кивнул и звонко чихнул.

— Будь здоров. Давай за удачу!

— Вы в Россию уже третий раз едете, ежели вы с нами будете, откуда ж неудаче взяться?

— Так-то оно так. Но русский царь непредсказуем, его настроение меняется каждый день.

Можно запросто приехать туда с деньгами, и лишиться как денег, так и головы. Я понимаю, ты бы с большим удовольствием поехал куда-нибудь, где тепло, и красивые женщины, в Италию, например.

— В России женщины не хуже, — насупился Петя.

— Тут я с тобой согласен, — хмыкнул Дженкинсон. — Но этот холод, сырость… Так вот, ты единственный из нас знаешь язык.

— Но как я там смогу переводить? — растерялся Петя. — Откуда молодой английский торговец знает русский?

— А ты не будешь переводить. — хитро подмигнул Дженкинсон. — Ты будешь слушать, запоминать и рассказывать, что говорят о нас у нас за спиной.

Степан подлил себе еще эля.

— Ну, коли рта раскрывать тебе не придется, то ладно. Царь тебя последний раз видел, когда тебе года три было, так что тут опасности нет. А вот Матвей Вельяминов…

— Его, может, убили уже. Восемь лет ведь они с Ливонией воюют.

— Такие, как он, всегда выплывают. — Глаз Степана сузился в щелочку. — Вот Федор Васильевич, он иная стать, его, боюсь, уже нет в живых. Хороший он человек, мы с тобой ему и жене его жизнью обязаны.

Петр вдруг покраснел и отвел глаза.