Вельяминовы. Время бури. Книга первая

Шульман Нелли

Густи кивнула:

– Славянский говор, конечно. В Польше мне будет просто работать… – темно-голубые глаза, на мгновение, похолодели, – хотя из краковских музеев уволили всех местных специалистов. Привезли людей из Германии… – Густи велела полковнику взять фотографии Аушвица:

– Мишель во Францию направляется, – заметила она, – а вы скоро в Британии окажетесь. Если все пойдет хорошо… – Густи приказала себе не думать, что все может пойти плохо. Она смотрела в лазоревые глаза, слушала низкий, красивый голос:

– Оставь, ты просто помогаешь. Они тоже

сражаются с Гитлером. Это твой долг, и больше ничего… – Густи, в кабинете, отдала Мишелю ключи от квартиры. Девушка велела им, как можно быстрее, покинуть музей:

– Скоро школьные экскурсии начнутся… – она посмотрела на часы, – солдат приведут. Незачем рисковать и здесь болтаться. Одежду я найду, – пообещала Густи, – у меня хороший глазомер. Она придется впору. Когда окажетесь в новых нарядах, сходите в ателье, а с документами мы разберемся.

Стивен потрогал рукав старого, но крепкого пиджака:

– Она пакет из дешевого магазина принесла. Сказала, что лавки для цивильарбайтеров открыли… – у них появились два удостоверения, с фотографиями. Пользуясь знанием польского языка, Мишель сходил в контору, по распределению рабочей силы. Вернувшись с документами, кузен повел рукой:

– Стояла большая очередь, пальцы у меня ловкие. На западе Польши почти все по-немецки говорят… – он и Густи трудились над удостоверениями, – ничего подозрительного нет… – теперь Стивена звали Стефаном. Он стал уроженцем Бреслау, рабочим на мебельной фабрике. Документ нужен был для пути к швейцарской границе. Ее Стивен собирался пересечь пешком. Мишель, из Дрездена, отправлялся на запад, тоже, как поляк.

Стивен вспоминал ее улыбку:

– Все, полковник… – пальцы девушки осторожно разгладили бумагу, – никто не придерется, езжайте спокойно на юг… – она прикусила розовую губу:

– Я кофе сварю, завтра подниматься рано… – Густи забрала у Стивена пиджак. Девушка зашила в подкладку пакет, с фотографиями Аушвица и блокнотом, с зашифрованной информацией о военных заводах и частях, размещенных в Саксонии:

– Я наблюдательная, – она сидела на диване, со шкатулкой для шитья, – руковожу группами туристов. Никто не удивляется, если я одна окрестности изучаю. У нас красиво, полковник… – темные ресницы дрогнули, – если бы мы в другое время встретились, я бы вас отвезла в замки, Саксонскую Швейцарию… – Густи перекусила нитку белыми зубами:

– Мне много рассказывают военные, СС… – девушка поморщилась: «В Польшу я тоже за информацией еду».

В свете луны поблескивало кольцо серого металла. Тетя Юджиния уговорила Стивена оставить клинок Ворона, в Мейденхеде, с другими семейными реликвиями. Полковник приехал в усадьбу в мае, когда цвели розы. Маленький Аарон, лежа в плетеной корзине, улыбался. Девочки, повиснув на Стивене, потащили его на реку. Он привез, на своей машине, мистера Майера и Пауля, на выходные. Стивен провел два дня, катая детей на лодке, и запуская воздушного змея. Он успокоил Клару:

– Побудьте с мужем, вы нечасто видитесь… – он услышал сзади шорох. Мишель, прислонившись к двери, засунул руки в карманы. Густи

обрадовалась, поняв, что Мишель и Генрих встречались, в Праге. Оказалось, что младший фон Рабе не рассказывал группе о спасении судетских детей.

Густи помолчала:

– Генрих очень осторожен. Он никогда не говорит больше положенного. Я только знаю, что он и по делам тоже в Бельгию и Голландию уехал. По нашим делам. И он христианин… – Густи стояла с полотенцем в руках, мужчины мыли посуду, – он скромный человек. Генрих посчитал, что он просто выполнил свой долг.

Полковник Кроу протянул кузену портсигар. Щелкнув зажигалкой, Мишель кивнул на огонек лампы, в окне кабинета Густи:

– Она второй блокнот пишет, для тебя. Завтра проводит нас на вокзал… – они с Мишелем расставались на платформе. Густи, уверенно, проложила маршрут для обоих. Девушка отметила пересадки:

– Завтра к вечеру окажетесь на швейцарской границе, полковник, – они отнекивались, но Густи, все равно, снабдила их деньгами. На рассвете девушка собиралась приготовить провизию, в дорогу.

– Выполнять свой долг… – Стивен вспомнил покойную Изабеллу:

– Густи, на нее похожа, – понял полковник, – прямая, честная. Они подружились бы, если встретились. Четыре года прошло, – он скрыл вздох, – Изабеллу не воскресить, да и не получится такое. Когда я Густи увидел, в музее, я не мог с места сдвинуться. Но у Густи тоже есть долг… – он аккуратно, медленно, потушил окурок.

Кузен смотрел на купол Фрауэнкирхе.

Церковные часы, по соседству, пробили полночь:

– Мы иногда совершаем ошибки, Стивен, – тихо сказал Мишель, – принимаем… – он поискал слово, – желание, за любовь. От одиночества, потому, что хочется оказаться рядом с кем-то… – полковник усмехнулся: «Поверь мне, я все о подобном знаю. У меня такое случалось, но я исправил свою ошибку». Больше он, как джентльмен, ничего сказать не мог.

– А я пока нет. Но я, поэтому в Париж возвращаюсь. Не только из-за тети Жанны и мадемуазель Аржан… – кузен твердо посмотрел на него. Стивен подумал:

– Не зря его предка Волком звали. Мишель мягкий человек, но иногда у него взгляд становится таким, как сейчас… – он впервые заметил тонкие морщины, вокруг голубых, больших глаз:

– Я не это хотел сказать, – Мишель потрепал его по плечу:

– Иногда важно и не ошибиться в другую сторону, Стивен. Не убежать от любви, потому что, – мужчина пощелкал пальцами, – испугался, и не представляешь себе, как…

– Все я представляю, – смущенно пробурчал полковник:

– Французам, легче. Англичане не умеют о таких вещах говорить… – кузен пожал плечами:

– Один раз ты говорил, мой дорогой. Они похожи, – ласково сказал Мишель, – я заметил. Пойди, – он подтолкнул кузена к двери, – свари кофе, принеси девушке. Она работает, ей это, кстати, придется… – Стивен не двигался. Полковник спросил: «Песня, итальянская, которую ты пел…»

После ужина Мишель взял гитару. Опустив белокурую голову к струнам, он быстро подобрал музыку к сорбской песне Густи, а потом сказал: